– Все нормально? А то Нил пришел, из IBM.
– Все хорошо, – ответила Нора. – А ты как?
– Работа мне только на пользу, – бодро заверила Бри. – Особенно учитывая обстоятельства.
Нора кивнула. Она обзванивала приятелей Пола, а Дэвид – полицейские участки. Всю ночь и все утро она вышагивала по дому в халате и пила кофе литрами, воображая мыслимые и немыслимые катастрофы. Возможность пойти на работу и хоть немного отвлечься стала настоящим избавлением.
– Сейчас иду, – сказала она. Но стоило только встать, как телефон зазвонил снова. Вспышка усталого возмущения вытолкнула Нору за дверь. Она не позволит Сэму действовать себе на нервы, не даст испортить переговоры, нет, нет, нет. Другие ее романы заканчивались иначе: быстро, медленно, дружески, враждебно, но ни один – так трудно. «Больше никогда, – подумала Нора. – Пусть это кончится, и больше – никогда».
Она торопливо шла через вестибюль, когда Cалли остановила ее у своего стола, протягивая телефонную трубку:
– Вам лучше поговорить.
Нора сразу все поняла; ее трясло, когда она взяла трубку.
– Его нашли. – Голос Дэвида был спокоен. – Только что звонили из полиции. Нашего сына поймали в Луисвилле на краже сыра.
– Значит, все в порядке, – произнесла она и лишь тогда выдохнула, – оказывается, все это время она не дышала. Кровь опять прилила к кончикам пальцев. Господи! Она была наполовину мертва и даже не знала этого.
– Да, он жив-здоров. Но очевидно, голоден. Я еду за ним. Ты поедешь?
– Думаю, да… Не знаю, Дэвид. Ты ведь можешь сказать что-нибудь не то.
«Лучше оставайся со своей девицей», – чуть не прибавила она. Он вздохнул.
– А что «то», Нора? Очень хотелось бы знать. Я горжусь им – и прямо сказал ему об этом. В ответ он убежал из дома, угнал машину и пытался стащить сыр. Спрашивается, что надо было говорить?
«Ты сказал слишком мало и слишком поздно, – хотелось ответить ей. – И как насчет твоей подружки?» Но она промолчала.
– Нора, ему восемнадцать. Он угнал машину. Он должен отвечать за свои поступки.
– А тебе пятьдесят один, – отчеканила она. – И ты тоже должен.
Повисло молчание. Она представила Дэвида в кабинете: белый халат, седина, уверенность и спокойствие. Никто и вообразить не мог, в каком виде он вчера заявился домой: небритый, грязный, рваный и к тому же с беременной девкой в жуткой черной хламиде.
– Давай адрес, – решилась она. – Встретимся там.
– Он в полицейском участке, Нора. В центральном отделении. Где он, по-твоему, может находиться – в зоопарке? Впрочем, адрес я тебе, конечно, дам. Минутку…
Записывая, Нора подняла глаза – Бри закрывала дверь за Нилом Симзом.
– Пол нашелся? – спросила Бри.
Нора кивнула. Она была так взволнована, что не рискнула говорить. Но то, что кто-то произнес его имя, сделало новость реальной. С Полом все хорошо, он, возможно, в наручниках, но с ним ничего не случилось. Он жив. Сотрудники фирмы, робко толкавшиеся в приемной, зааплодировали, а Бри подошла и обняла Нору. Какая худенькая, со слезами на глазах подумала Нора; лопатки сестры были тоненькими и острыми, как крылья.
– Я поведу машину. – Бри взяла ее за руку. – Пойдем. Расскажешь по дороге.
Пока они ехали по запруженным городским улицам, Нора говорила и говорила, выплескивая облегчение.
– Прямо не верится. Я всю ночь не спала. Знаю же, что Пол уже взрослый, через пару месяцев уедет в колледж, и тогда вообще будет неизвестно, где он и чем занимается. А все равно не могу перестать беспокоиться.
– Он по-прежнему твой ребенок.
– Всегда. Трудно отпустить его. Труднее, чем я думала.
Они миновали низкие скучные здания IBM. Бри помахала им рукой:
– Привет, Нил! Скоро увидимся.
– Столько работы псу под хвост, – вздохнула Нора.
– Не волнуйся, мы не потеряем заказ, – заверила Бри. – Я была с ним крайне мила. К тому же человек он семейный. И, подозреваю, большой любитель спасать дамочек, терпящих бедствие.
– Ты меня представила в таком свете? – вскинулась Нора. – Ну все, на сделке можно поставить крест!
Бри звонко рассмеялась:
– Ничего подобного. Я научилась работать в предлагаемых обстоятельствах. Считай, заказ у нас в руках.
За окном мелькали белые изгороди, пастбища с далекими фигурками лошадей, сараи с табаком, выцветшие от непогоды. Опять весна, скоро расцветет багряник. Они пересекли грязную, бурную Кентукки. В поле за мостом качался на ветру один-единственный нарцисс – ранний всплеск красоты. Был – и пролетел.
Сколько раз она ездила этой дорогой, сколько раз ветер свистел в ее волосах и река Огайо манила своими неясными обещаниями, быстрой, текучей прелестью? Она забыла о джине и автомобильных поездках наперегонки с ветром; купила туристическое бюро, полностью изменила жизнь. Но – внезапно, во всей ясности осознала Нора – так и не перестала бежать. В Сан-Хуан, Бангкок, Лондон, на Аляску. В объятия Говарда и прочих, вплоть до Сэма, до этой секунды.
– Я не могу потерять тебя, Бри, – пробормотала она. – Не знаю, как ты можешь быть такой спокойной. У меня такое чувство, что я уперлась лбом в стену.
Она вспомнила, что вчера на дорожке у дома Дэвид сказал то же самое, когда пытался объяснить, почему привел в дом эту молоденькую Розмари. Что произошло с ним в Питтсбурге, отчего он так переменился?
– Я спокойна, – ответила Бри, – потому что ты меня не потеряешь.
– Хорошо. Я рада, что ты так уверена. А то ведь я этого не перенесу.
Несколько миль они проехали в молчании.
– Помнишь мой драный синий диван? – спросила Бри.
– Смутно. – Нора вытерла глаза. – А что?
– Еще один табачный сарай, еще одно длинное поле зелени.
– Я всегда считала его очень красивым. А в один прекрасный день одного поистине дрянного периода моей жизни освещение вдруг изменилось – не помню, снег был или что, – и я поняла, что этот диван – совершеннейшая развалина и держится только на пыли. Тут до меня дошло: пора что-то менять. – Улыбаясь, она коротко глянула на сестру. – И я пошла работать к тебе.
– Дрянной период? – повторила Нора. – Мне твоя жизнь всегда казалась блистательной. Во всяком случае, по сравнению с моей. Я не знала, что у тебя был дрянной период. Почему, Бри?
– Неважно. Древняя история. Но вчера ночью я тоже не спала, и у меня было такое же чувство: что-то меняется. Странно, почему вдруг все видится иначе? Утром, например, солнце светило в окно кухни, и на полу получился такой длинный прямоугольник. И я поймала себя на том, что наблюдаю, как в нем шевелится тень ветвей. Необыкновенно красивые узоры. Простая, но удивительная вещь.