Книга Моя другая жизнь, страница 61. Автор книги Пол Теру

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Моя другая жизнь»

Cтраница 61

Одновременно он вынудил меня занять оборонительную позицию. Так часто поступают те, кому есть что скрывать. «Можно было сильно увлечься». Как прикажете это понимать?

Но я повернулся спиной ко всему свету и к леди Макс.

Стояла середина февраля. Я по-прежнему старательно трудился над романом; к тому времени я писал его уже целый год, датируя каждую страницу. Делал по две-три страницы в день. Я был поражен, сообразив, что ровно год назад сидел тут же и занимался тем же самым, — но до сих пор не закончил, даже близко не подошел к завершению. Однако мне не настолько уж не терпелось дописать роман, чтобы пороть горячку, уже не радуясь развитию и неожиданным поворотам сюжета или новым художественным находкам, — пишешь, правишь, перечитываешь и движешься дальше.

Что же переменилось? Леди Макс заглянула мне в душу, что-то в ней поворошила и одним словечком заставила дремавшую там маленькую зверушку сесть и поклянчить, а потом наградила дворняжку печеньицем. Хороший песик. Помимо повседневной рутины, которая меня вполне удовлетворяла, я захотел признания. И будто невинный младенец, воображал, как именно его добиться: главный обзор номера, моя физиономия в рекламном анонсе, упоминания в газетной хронике.

Вскоре на меня посыпались нежданные награды — новые печеньица, и я, удивляясь и ликуя, завилял хвостом.

«Санди таймс мэгэзин» опубликовала интервью с банкиром сэром Джорджем Ракстро. На фотографии — работы лорда Сноудона — рядом с букетом цветов на кофейном столике сэра Джорджа лежит один из моих романов, причем, что особенно приятно, и название книги, и имя автора вполне различимы.

Моя книга оказалась тайным увлечением сэра Джорджа, как бы питавшим его ум и воображение, и в результате между нашими именами возникла прочная связь. Так что потом при виде его многие невольно думали обо мне.

Несколько дней спустя еще одна моя книга появилась на книжной полке в мебельном каталоге фирмы «Хабитат». Другая была упомянута в колонке светской хроники, озаглавленной «Чтение на ночь».

Такие упоминания оказались эффективнее, значительно заметнее, чем хорошие рецензии, и разные люди мне о них, естественно, сообщали. В том числе и издатели, заинтересовавшиеся моим следующим романом. И еще одно маленькое чудо: пришло письмо от кинокомпании с Уордор-стрит, желавшей купить право на съемки фильма по моей книге «Последний человек».

Когда и кому открыл я тайну этого, теперь уже отвергнутого, названия?

Я позвонил продюсеру по имени Слак и объяснил, что роман еще не закончен. Слака это ничуть не обескуражило, он по-прежнему жаждал поставить по книге фильм, горячо советовал мне поскорее завершить ее и очень меня воодушевил.

— А как закончите, дайте нам отрывочек на пробу.

— Откуда вы узнали о моей книге?

— Услышал на улице, — ответил он. — О ней много говорят.

Я мысленно повторил его фразу. «На улице». Прежде о моих произведениях на улице не говорили никогда. Я сразу представил себе улицу, такую симпатичную, узенькую, запруженную людьми. Типичную лондонскую улицу.

Другая кинокомпания заинтересовалась романом, опубликованным несколькими годами раньше, потом пришло письмо от фирмы, выпускающей иллюстрированные издания, с просьбой написать текст к фотоальбому о Лондоне.

«Хотелось бы, чтобы получилось своеобразное путешествие по городу, — писал издатель. — В известном смысле Ваш Лондон».

Мой Лондон! За исключением тех церквей, памятников и глухих переулков, которые мне показала леди Макс, мой Лондон ограничивался пределами моего дома, ведь я целыми днями сидел взаперти, и тьма за окном предавала мне уверенности.

Одновременно на меня сыпались приглашения. С того дня, как вышел главный обзор номера и мое имя впервые мелькнуло в светской хронике, я получил более дюжины приглашений. Я и раньше их получал — на презентации книг, причем «с выпивкой»; Маспрат их не пропускал никогда. В рекламных отделах некоторых издательств я был известен как рецензент. Но теперь стал получать приглашения на вернисажи, на благотворительную дегустацию вин, на рекламные приемы по поводу запуска новых косметических линий и на кинопремьеры. По претенциозному лондонскому обычаю, я ставил приглашения на каминную полку; толстые белые картонки над камином — вот это шик!

Алисон, глядя на них, презрительно фыркала, ведь она в приглашениях не упоминалась ни как «супруга», ни как «также приглашается».

— Я бы не пошла, даже если бы меня попросили, — говорила она.

Я тоже предпочитал не ходить. Приемы такого рода, строго «с шести до восьми», устраиваются в неудобное время дня. Я сидел за работой до половины шестого, когда собираться на прием было уже поздно, к тому времени я слишком уставал, чтобы переодеваться, напяливать галстук и мчаться в Уэст-Энд. Мне надо было готовить ужин, встречать мальчиков, читать «Стандард», и, вместо того чтобы, стоя в шумном зале, потягивать вино, я отправлялся в мрачный «Рыбник» пить свою пинту «Гиннесса». Если я в те дни и уходил из дому, то шел в топографический отдел Лондонской библиотеки, чтобы проверить кое-какие факты для романа, действие которого происходило в Гондурасе.

Но в конце концов я почувствовал, что одно приглашение надо принять: было бы очень невежливо не пойти на открытие выставки «Викторианский Лондон» в Королевской академии искусств. Я сам жил в викторианском доме, писатели, которые создали мое представление о Лондоне, тоже были викторианцами, и само слово «викторианство» пленяло своей неоднозначностью — внешне всё пуритански строго, но за этим ханжеским фасадом из пяти слогов тайно шла совсем иная, бурная жизнь.

Рекламные плакаты выставки были развешаны в метро, над Пиккадилли трепыхались растяжки. Как-то в одну из наших экскурсий по Лондону мы с леди Макс забрели сюда; она показала мне Олбани [62] и внутренний Двор.

Словом, я опять думал о ней, ее образ витал перед моим мысленным взором, и потому, войдя в вестибюль Королевской академии и увидев ее, я испуганно вздрогнул. Лицо ее, как всегда, сияло, рот казался обольстительней прежнего; на ней было просторное черное мерцающее платье. Казалось, она только и ждала, чтобы заговорить со мной.

— Где вы пропадали? — громко сказала она и, бросив на пол сигарету, наступила на нее своей наводящей на грешные мысли туфелькой.

7

Если бы в тот темный зимний вечер я шел по Пиккадилли мимо Королевской академии и увидел ярко освещенный зал, великолепные картины и собравшуюся на вернисаж — строго по приглашениям! — публику, я бы возненавидел этих светских гуляк, меня потянуло бы швырнуть им в окно кирпич. Какое пустое времяпрепровождение! Какой привилегированный круг!

Но я сам, в числе немногих избранных, находился в зале Королевской академии, ел копченую лососину и наслаждался жизнью. Это походило на торжественную мессу — столько пространства и света; и музыка тоже была: в углу звонко пиликал струнный квартет. Те из нас, кто стоял ближе к выставленным массивным портретам, чувствовали себя рядом с ними пигмеями.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация