Я проводил время в Боготе, посещая храмы (элегантные интерьеры с легким налетом вуду: чинные женщины в очереди за святой водой под объявлением: «Кувшины запрещаются, только бутылки!») и гуляя по окрестностям. Я так насмотрелся на старые американские машины (тут «нэш», там «студебеккер»), что в конце концов захотел сам иметь такую и даже пожалел о «понтиаке», который мой отец продал в 1938 году. Меня поразила мысль, что следующим этапом всеобщего помешательства в Америке станут именно такие несокрушимые автомобили сороковых-пятидесятых годов, восстановленные до отличного состояния. И когда мне окончательно надоело постоянное внимание каких-то подозрительных юнцов («Эй, мистер! Вы с Ню-Орка, что ль?») и вопли нищих и попрошаек, я снова обратился за утешением к Босуэллу. Именно в Боготе одним мрачным вечером я прочел следующий пассаж: «Неоправданно большая доля людей, вынужденных жить в беспросветной нищете, говорит о том, что в этой стране плохая полиция и недееспособное правительство: способность накормить нищих — признак цивилизованности общества». Он считал, что тонкая прослойка интеллигенции так или иначе одинакова во всех странах, однако условия жизни низших слоев, и особенно бедноты, являются точными показателями национальной дискриминации.
Глава 14. Экспресс до Калимы
Я нисколько не удивился, что железная дорога от Боготы кончалась в Ибагуэ. После Ибагуэ нас ожидал такой крутой перегон, что, чтобы вообразить его, вам придется представить себе крутизну Гранд-Каньона, только сплошь покрытую зеленью, — глубокое зеленое ущелье в обрамлении зеленых скал и пиков. Гении, способные проложить железную дорогу по таким местам, выродились на исходе двадцатого столетия. Не так давно Колумбия дотянула новую ветку от Жирардо до Ибагуэ, но дальше перевала Куиндио дело не пошло. Трасса уперлась в горные реки, окруженные совершенно неприступными скалами, поднимающимися практически под прямым углом. Примечательно, что путь там существует, но его нельзя назвать дорогой. Перегон в шестьдесят пять миль от Ибагуэ до Армении поезд проходит за шесть часов. Здесь трасса резко поворачивает на юг, на Кали и Попайан, откуда рукой подать до Эквадора.
Удаляясь от вознесенной в поднебесье Боготы, я чувствовал, как возвращается мое здоровье. В долине, врезанной глубоко между двумя горными хребтами, было достаточно низко, чтобы головокружение прошло и в глазах посветлело. Горы приняли более мягкие очертания: это были уже скорее сглаженные холмы, покрытые зеленоватым песком. Вдоль трассы бежала телеграфная линия, и в теплом влажном воздухе даже провода покрывали пучки зеленой растительности. Они покачивали в воздухе своими листьями и яркими цветами.
В Жирардо поезд встал. Все покинули вагоны. Я остался сидеть и читать Босуэлла.
— Мы прибыли, — сказал проводник. Он стоял на платформе и обращался ко мне через окно.
— Но я не прибыл, — возразил я. — Я еду до Ибагуэ.
— Вам придется сесть на автобус. Поезд туда не идет.
— Мне никто не сказал об этом в Боготе.
— Да что они знают в своей Боготе! Ха!
Чертыхаясь, я поплелся на автобусную станцию. Автобус до Ибагуэ уже ушел, но через пару часов должен был пойти автобус до Армении. На нем я миную перевал Куиндио, переночую в Армении, а там два шага до Кали. Я купил билет и отправился обедать. Из Боготы мы уехали слишком рано для завтрака, и я был зверски голоден.
Ресторан был маленьким и грязным. Я попросил принести меню. Меню здесь не было. Я спросил официантку, что у них можно поесть.
— Блюдо дня, — заявила она. — Сегодня бобы по-антиохски.
Бобы по-антиохски: что ж, звучит неплохо. Тем более что мы находились в провинции под названием Антиохия. Может, это какой-то местный деликатес? Однако название оказалось обманчивым. Они могут считать это чем угодно, но я с первого же взгляда узнал свиные уши. Мухи роились над моей головой и жирным содержимым моей тарелки. Я кое-как проглотил бобы и кусок хлеба, отказавшись от остального.
Жирардо располагался на берегу Магдалены, но в верховьях река была слишком узкой, и пройти по ней можно было только на каноэ. А мост через реку красила бригада рабочих, и там нас ждала пробка. Автобус надежно застрял в ней на целых полтора часа. Это означало, что в Армению мы прибудем с опозданием и, что еще хуже, нам придется в полной темноте карабкаться по кручам на перевале Куиндио. Колумбийцы — на диво благодушный народ. Они спокойно относятся к тому, что их автобусы опаздывают или не прибывают на место вообще. Они не жалуются, они вообще почти не говорят. Я пожаловался вслух, но не получил ответа. И я снова стал читать про доктора Джонсона. «Он давно уже подметил, что человеческая жизнь такова, что больше приходится страдать, чем радоваться… И что касается его лично, он не мог бы назвать ни одной недели в своей жизни, которую хотел бы прожить еще раз, если бы ангел предложил ему такое чудо». А я подумал: «Неделю назад я был в Барранкилье».
Я поднял глаза от книги. Наш автобус не двигался с места: все та же реклама пива, тот же мальчишка на крыльце торгует пирожками, те же кучи битого кирпича, а вдоль дороги очередь автомашин.
— Это ужасно, — сказал я.
Мой сосед улыбнулся.
Мы застряли в каком-то нигде. Мы попали сюда ниоткуда. Ибагуэ, Армения, Кали — точки на карте, и ничего больше.
— Откуда вы, сэр?
Я сказал.
— Очень далеко, — послышалось в ответ.
— А вы откуда?
— Из Армении, — он неопределенно махнул рукой. Его пончо было сложено на коленях. Было очень жарко.
— Как по-вашему, мы туда попадем?
Он улыбнулся, пожал плечами.
— Хотел бы я оказаться дома, — признался я. — Я отправился путешествовать, но теперь уже не знаю, правильно ли я поступил.
Мужчина рассмеялся. Если бы мой испанский был лучше, я перевел бы ему только что прочитанную фразу: «…он не мог бы назвать ни одной недели в своей жизни, которую хотел бы прожить еще раз».
Мы поговорили о тех, кто красит мост. Из-за такой ерунды они застопорили все движение в Жирардо: через мост не пропускали ни одного автомобиля. Красить мост не так-то просто, предположил мой сосед. Они наверняка стараются, как могут. Он сидел, исходя потом, и молчал. Колумбийцы с побережья были шумны и непосредственны, жители гор отличались стоицизмом, иногда выводившим меня из себя.
— Я еду домой, — сказал он, — и так или иначе вечером буду дома.
— Повезло вам, — ответил я. — При желании вы вообще могли бы дойти до дома пешком.
— Нет. Я не пройду перевал Куиндио.
Снова ожидание, снова Босуэлл. Мистер Эльфингстоун рассказал о новой книге, которая ему очень понравилась, и спросил, читал ли ее доктор Джонсон. Джонсон: «Я в нее заглянул». «Как (удивился Эльфингстоун), разве вы ее не прочли насквозь?» Джонсон, возмущенный его вопросом и имевший свое представление о том, как надо читать книги, сердито ответил: «Нет, сэр. А вы что, читаете книги насквозь?»
