— Черт с ней, с твоей краской, — сказал он. — Меня завтра не будет здесь.
— Может быть, это и к лучшему. Я не считаю тебя очень добрым или очень внимательным.
— А каким я по-твоему должен быть? Что плохого в том, что муж добивается своей жены?
— Прекрати орать. Господи, нас услышат соседи.
— Пусть слышат, ей-богу! — Он двинулся к ней, но она захлопнула перед ним дверь в ванную.
Когда она снова вошла в комнату, она была холодной и благоухающей. На ней был бюстгальтер, нижняя юбка, трусики и чулки на узеньком поясе. Она взяла вечернее платье и начала натягивать его.
— Трина, — начал он.
— Нет.
Он стоял рядом с ней, колени его дрожали.
— Извини меня, что я… я кричал.
— Не важно.
Он наклонился, чтобы поцеловать ее в плечи, но она отодвинулась.
— Я вижу, ты опять пил, — сказала она, морща нос.
Тогда он взорвался.
— Я выпил всего лишь одну рюмку, будь ты проклята, — заорал он, сорвал с нее платье, бюстгальтер и швырнул ее на кровать. Он срывал с нее одежду до тех пор, пока она не оказалась раздетой догола, не считая обрывков чулок, которые остались на ее ногах. И все это время она лежала не шевелясь, глядя на него в упор.
— О, боже, Трина, я люблю тебя, — беспомощно прохрипел он, отходя от нее и ненавидя себя за то, что он сделал и что чуть было не сделал.
Трина подобрала обрывки своей одежды. Как будто бы во сне он смотрел, как она вернулась к зеркалу, села перед ним и начала поправлять косметику и снова и снова мурлыкать один и тот же мотив.
Потом он хлопнул дверью и уехал в часть, а на следующий день попытался позвонить ей. Ответа не было. В Лондон он вернуться не успел, хотя отчаянно просил разрешения, их часть перевели в Гринок для посадки на корабль, и каждый день, и каждую свободную минуту он звонил ей, но ответа не было, как не было ответа на его неистовые телеграммы, а потом побережье Шотландии растаяло в ночной мгле, и остался только корабль и море, и он мог только плакать.
Грей вздрогнул под малайским солнцем. Девять тысяч миль разлуки. «Трина не виновата, — подумал он, слабея от отвращения к самому себе. — Это не ее вина, а моя. Я был слишком настойчив в своих домогательствах. Возможно, я безумен. Возможно, мне надо показаться врачу. Возможно, я излишне сексуален. Все из-за меня, не из-за нее. О Трина, моя любовь».
— С вами все в порядке, Грей? — спросил полковник Джоунс.
— О, да, сэр, спасибо, — Грей пришел в себя и понял, что стоит у склада снабжения, устало привалившись к стене. — Это был… это был просто легкий приступ лихорадки.
— Вы не слишком хорошо выглядите. Присядьте на минутку.
— Все в порядке, спасибо. Я только принесу воды.
Грей отошел к крану, снял рубашку и сунул голову под струю воды. «Дурак чертов, позволил себе так расслабиться!» — подумал он. Но, несмотря на его решение, мысли его неумолимо возвращались к Трине. «Сегодня, сегодня я позволю себе думать о ней, — пообещал он себе. — Сегодня ночью и каждую ночь. К черту попытки выжить без еды. Без надежды. Я хочу умереть. Как я хочу умереть».
Потом он увидел Питера Марлоу, бредущего вверх по склону холма. В руках он держал американский котелок и нес его очень бережно.
— Марлоу! — Грей встал перед ним.
— Какого черта вам нужно?
— Что там?
— Еда.
— Контрабанда есть?
— Перестаньте ко мне цепляться, Грей.
— Я не цепляюсь к вам. Суди о человеке по его друзьям.
— Отстаньте от меня.
— Боюсь не могу, старина. Это моя работа. Я хотел бы взглянуть. Прошу вас, покажите.
Питер Марлоу заколебался. Грей имел право на обыск и имел право отвести его к полковнику Смедли-Тейлору, если он нарушит лагерный порядок. А в его кармане было двадцать таблеток хинина. Никто не должен иметь личные запасы лекарств. Если их найдут, придется рассказать, где он их взял, а потом Кингу придется сказать, где он раздобыл их. Маку они в любом случае нужны сейчас. Поэтому он открыл котелок.
Варево из консервов и бобов обдало Грея неземным ароматом. Его желудок вывернулся наизнанку, но он попытался скрыть голод. Он аккуратно наклонил котелок, чтобы увидеть дно. Там не было ничего, не считая мяса из консервов и божественных бобов.
— Где вы взяли его?
— Мне его дали.
— Это он дал его вам?
— Да.
— Куда вы его несете?
— В госпиталь.
— Для кого?
— Для одного американца.
— С каких это пор капитан, награжденный крестом «За летные заслуги», состоит на побегушках у капрала?
— Идите к дьяволу!
— Может быть, я и пойду. Но перед тем как я это сделаю, я хочу увидеть, как вы получите то, что вам обоим причитается.
«Спокойнее, — сказал себе Питер Марлоу, — спокойнее. Если ты стукнешь Грея, ты действительно влипнешь».
— Вы кончили задавать вопросы, Грей?
— На этот момент да. Но помните… — Грей сделал шаг к капитану, запах еды мучил его. — Вы и ваш чертов плут-дружок в черном списке. Я не забыл про зажигалку.
— Я не знаю, о чем вы говорите. Я не нарушаю приказов.
— Нет, вы сделаете это, Марлоу. Если вы продали вашу душу, придется когда-нибудь заплатить за это.
— Вы не в своем уме!
— Он мошенник, лгун и вор…
— Он мой друг, Грей. Он не мошенник, не вор…
— Но он лжец.
— Все мы лжецы. Даже вы. Вы отрицали существование приемника. Вам пришлось соврать, чтобы выжить. Вам многое пришлось сделать…
— Как, например, поцеловать капрала в задницу, чтобы получить жратву?
Вена на лбу Питера Марлоу вздулась как тонкая темная змейка. Но голос остался мягким, а злость была подобна меду.
— Мне следовало бы врезать вам, Грей. Но это так невоспитанно драться с низшим сословием. Несправедливо, вы же понимаете.
— Ей-богу, Марлоу, — начал было Грей, но язык не повиновался, а ярость перехватила горло.
Питер Марлоу всмотрелся в глаза Грея и понял, что победил. Минуту он упивался унижением Грея, потом злость прошла, он обошел Грея и двинулся вверх по склону. Нет нужды продолжать битву, если ты победил. Это дурной тон.
«Клянусь Господом нашим, — судорожно выругался Грей, — я заставлю заплатить тебя за это. Я заставлю тебя на коленях просить у меня прощение. И я не прощу тебя. Никогда!»
Мак принял шесть таблеток и подмигнул, когда Питер Марлоу помог ему слегка привстать, чтобы выпить воды. Он сделал глоток и откинулся обратно.
