– Где кора?
Отец Себастьян дрожащей рукой поднял мешочек. Лунный свет коснулся свежего шрама на подбородке Струана и замерцал в его глазах; шотландец словно стал выше ростом, и в его облике появилось что-то демоническое.
– Кто это был? Кто стрелял в нас? – спросил отец Себастьян.
– Грабители, – повторил Струан. Он знал, что на самом деле засаду устроили люди Горта – или сам Горт. Он задумался на секунду, не был ли отец Себастьян послан к нему с целью заманить его в эту ловушку. Маловероятно – монаха прислал к нему сам епископ, и он пришел с корой. Ну да ладно, скоро я это узнаю, подумал он. И если святой отец все-таки окажется в этом замешан, я своей рукой перережу несколько папистских глоток.
Струан пристально всматривался в темноту. Он вытащил из сапога нож и поправил на руке ремень боевого цепа. Когда отец Себастьян начал дышать не так тяжело, он повел его через холм, мимо церкви Святого Антония, и дальше вниз, к улице, на которую выходила наружная стена дома Мэй-мэй. В этой высокой и толстой стене, сложенной из гранитных глыб, была устроена дверь.
Он резко ударил в нее дверным молотком. Через несколько секунд в двери открылось окошечко, и из него выглянуло настороженное лицо Лим Дина. Дверь распахнулась. Они вошли в передний двор, и Лим Дин опять аккуратно запер дверь на засов.
– Теперь мы в безопасности, – сказал Струан. – Лим Дин, чай пить сильно быстро раз-раз! – Он жестом показал отцу Себастьяну на стул и положил на стол свой боевой цеп. – Сначала отдышитесь.
Монах убрал руку с распятия, которое сжимал все это время, и вытер пот со оба.
– Кто-то действительно пытался нас убить?
– Было у меня такое чувство, – ответил Струан. Он снял сюртук и осмотрел плечо. Пуля лишь обожгла кожу.
– Позвольте мне взглянуть, – предложил монах.
– Это пустяки. – Струан надел сюртук. – Не беспокойтесь, святой отец. Лечите ее, я отвечаю за все. С вами самим все в порядке?
– Да. – Губы монаха пересохли, во рту горчило. – Сначала я приготовлю чай из хинной корки.
– Хорошо. Но прежде чем мы приступим, поклянитесь на кресте, что вы никогда и никому не расскажете об этом доме, о том, кто в нем живет, и о том, что здесь происходит.
– Это, право, не обязательно. Нет ничего, что бы...
– Нет, есть! Я хочу, чтобы тайны моей личной жизни оставались только моими! Если вы не дадите мне клятвы, я сам буду лечить ее. Похоже, что про лечение хинной коркой я знаю столько же, сколько и вы. Решайте.
У монаха сжалось сердце. Скудность собственных познаний была ему мучительна, его сжигало страстное, всепоглощающее желание исцелять во имя Господне.
– Пусть будет так. Я клянусь на святом распятии, мои уста запечатаны.
– Благодарю вас. – Струан первым вошел в дом и зашагал по коридору. А Сам появилась на пороге своей комнаты и настороженно поклонилась, плотнее запахивая на себе зеленый халат. Ее спутанные волосы в беспорядке рассыпались по плечам, лицо было еще опухшим со сна. Она пошла следом за ними в кухню, неся фонарь.
Кухня оказалась маленькой и тесной. В ней был устроен очаг и стояла жаровня с углями. Второй дверью она выходила на задний двор, заваленный всяким хламом. Комнатка была вся уставлена горшками, кастрюлями, чайниками. Сотни пучков засушенных трав и грибов, а также связки овощей, колбас, коровьих кишок висели на закопченных стенах. Сплетенные из пальмовых листьев мешки с рисом стояли прямо под ногами на грязном полу.
Две полусонные кухонные амы, приподнявшись среди вороха тряпья на деревянных койках, тупо уставились на Струана. Но когда он одним движением сбросил груду кастрюль и грязных тарелок со стола, чтобы освободить место, они выпрыгнули из постелей и в страхе бросились вон из дома.
– Чай, масса? – спросила А Сам, не понимая, что происходит.
Струан покачал головой. Он взял влажный от пота полотняный мешочек из рук нервничающего монаха и открыл его. Разломанная на крошечные кусочки кора была коричневого цвета и выглядела вполне обыкновенно. Он понюхал ее; но она ничем не пахла.
– Что теперь?
– Нам понадобится какая-нибудь посуда, чтобы приготовить отвар. – Отец Себастьян выбрал относительно чистую кастрюлю.
– Сначала, будьте добры, вымойте руки. – Струан показал на небольшой бочонок с водой и лежащий рядом кусок мыла.
– Что?
– Сначала вымойте руки. Пожалуйста. – Струан окунул мыло в воду и подал его монаху. – Вы приступите к делу только после того, как вымоете руки.
– Почему это так необходимо?
– Не знаю. Старинное китайское поверье. Пожалуйста, святой отец, прошу вас, пожалуйста.
Пока Струан мыл кастрюлю и ставил ее на стол, А Сам во все глаза смотрела, как отец Себастьян потер руки мылом, сполоснул их и насухо вытер чистым полотенцем.
Затем он закрыл глаза, сложил руки перед грудью и молча помолился.
– Теперь нам нужно найти какую-нибудь мерку, – сказал он, открывая глаза и возвращаясь с небес на землю. Он взял первую попавшуюся чашку помельче и до краев наполнил ее корой. Высыпав кору в кастрюлю, он медленно и методично добавил туда десять таких же частей воды. Потом поставил кастрюлю на жаровню. – Начнем с пропорции десять к одному, – сипло произнес он и нервно вытер руки о рясу. – Теперь я бы хотел осмотреть больную.
Струан жестом подозвал А Сам и показал на кастрюлю.
– Нет трогать!
– Нет трогать, масса! – ответила А Сам, часто кивая головой. Теперь, когда она немного пришла в себя после столь неожиданного пробуждения, в ней проснулся интерес ко всем этим странным вещам, которые происходили у нее перед глазами. – Нет трогать, масса, ладна!
Струан и монах вышли из кухни и направились в спальню Мэй-мэй. А Сам последовала за ними.
В комнате тускло горела лампа, выхватывая из темноты отдельные предметы. Йин-си стояла перед зеркалом и расчесывала спутанные волосы. При виде Струана она положила гребень и торопливо поклонилась. Ее низкая кровать, покрытая тонким матрасом, стояла на полу сбоку от огромной, с балдахином кровати Мэй-мэй.
Мэй-мэй слабо дрожала, укутанная несколькими одеялами.
– Привет, девочка. Мы принесли хинную корку, – сказал Струан, подходя ближе к ней. – Наконец-то. Теперь все будет хорошо!
– Мне так холодно, Тай-Пэн, – беспомощно прошептала она. – Мне так холодно. Что у тебя с лицом?
– Ничего, девочка.
– Ты порезался. – Она задрожала и закрыла глаза, увлекаемая вьюгой, которая кружила ее в ледяной мгле. – Мне так холодно.
Струан повернулся и посмотрел на отца Себастьяна. На худом вытянутом лице монаха застыло изумленное выражение.
– Что случилось?
– Ничего. Ничего. – Монах поставил на стол крошечные песочные часы и, опустившись на колени подле кровати, взял Мэй-мэй за кисть руки и начал считать пульс. Как может китайская девушка говорить по-английски, недоумевал он. Неужели другая девушка – его вторая любовница? Я в гареме дьявола? О Боже, защити меня, и дай мне силу исцелять именем Твоим, и сделай меня оружием Твоим в эту ночь.
