– Денег, которые ты дал ей, хватит на то, чтобы она могла жить как принцесса и нашла себе замечательного мужа, Робб. Она сейчас наверняка жена какого-нибудь мандарина. Не стоит за них переживать.
– Маленькой Изабель теперь должно быть десять. – Робб позволил себе скользнуть в ласковые объятия воспоминаний, где звенел ее смех и жила радость, которую Мин Су дарила ему. Так много радости, подумал он. Мин Су за один день давала ему больше любви, доброты, нежности и сочувствия, чем Сара за все годы их брака. – Тебе нужно жениться еще раз, Дирк.
– У меня еще будет время подумать об этом. – Струан рассеянно взглянул на барометр. Прибор показывал 30, 1 дюйма, ясно. – Робб, когда станешь Тай-Пэном, Кулуму спуску не давай.
– Не волнуйся, не дам, – ответил Робб.
Когда Кулум поднялся на палубу, клипер перевалился на другой борт и вырвался из пролива, который образовывал с Гонконгом крошечный прибрежный остров Тун Ку Чай. Корабль быстро выскользнул из горловины пролива, зажатого меж высокими скалами, в открытое море и взял курс на юго-восток. Другой остров, покрупнее, Поклью Чау лежал в двух милях по левому борту. Свежий северный муссон срывал пену с волн, над морем висело серое покрывало облаков.
Кулум стал пробираться вперед, тщательно обходя аккуратные бухты канатов и тросов. Он прошел мимо рядов пушек, тускло отсвечивавших начищенными боками, и подивился чистоте и порядку на всем корабле. На Гонконге он поднимался на борт других торговых судов и везде видел грязь.
Левый гальюн оказался занят двумя матросами, поэтому он осторожно перебрался через борт в правый. Уцепившись за веревки, он с большим трудом спустил штаны и опасливо присел над сеткой.
Подошел молодой рыжеволосый матрос, ловко перемахнул через фальшборт в гальюн и снял штаны. Он был босиком и, присев, не стал держаться за веревки.
– С чудесным вас утречком, сэр, – поприветствовал он Кулума.
– И тебя также, – ответил Кулум, угрюмо держась за веревки.
Матрос управился быстро. Он потянулся вперед к фальшборту, взял из коробки квадратик газетной бумаги и подтерся, потом аккуратно бросил бумагу вниз и подвязал штаны на поясе.
– Что это ты делаешь? – спросил Кулум.
– Что? А, вы это про бумагу, сэр-р? Разрази меня гром, если я знаю, сэр. Это вроде как приказ Тай-Пэна. Вытирай задницу бумагой или лишишься платы за два месяца и проси дишь десять суток в чертовом карцере. – Матрос рассмеялся – Тай-Пэн горазд на всякие шутки, прошу прощения, сэр. Но это его корабль, так что если сказано вытирать задницу, мы ее и вытираем. – Он легко спрыгнул на палубу, окунул руки в ведро с морской водой и поплескал ее себе на ноги. – Руки чертовы тоже мой, клянусь Богом, и ноги тоже, или отправляйся в карцер! Прямо чудно все это. Ни дать, ни взять сума... прошу прощения, сэр-р. Но вы только подумайте: руки чертовы мой, чертову задницу вытирай, каждую чертову неделю мойся целиком и каждую чертову неделю меняй одежду – не жисть, а прямо мука, провалиться мне на этом месте.
– Как же мука, черта с два, – откликнулся другой матрос, он жевал табак, облокотившись на фальшборт. – Плату получаешь звонкой монетой? И всегда, черт побери, в срок, клянусь Господом! Жратва что у твоего принца за столом? Да еще призовые деньги. Какого же рожна тебе еще надобно, Чарли? – Потом обратился к Кулуму: – Уж не знаю, как Тай-Пэн это делает, сэр, да только на его кораблях болезней и цинги меньше, чем на любом другом, сколько их тут ни плавает. – Он выпустил изо рта на ветер длинную струю черной от табака слюны. – Так что я свою задницу вытираю и всем при этом доволен. Прошу прощения, сэр, на вашем месте, сэр, я сделал бы то же самое. Тай-Пэн страх как любит, когда его приказы выполняются!
– Взять рифы на брамселях и бом-брамселях, – прокричал с юта капитан Орлов неожиданно мощным для такого маленького человечка голосом.
Моряки ловко отдали Кулуму честь и присоединились к тем, кто уже карабкался наверх к парусам.
Кулум воспользовался бумагой, вымыл руки и спустился вниз к отцу и дяде, где стал ждать подходящего момента, чтобы вступить в разговор.
– Какой смысл в том, чтобы пользоваться бумагой?
– А? – Струан удивленно поднял брови.
– В гальюне. Подтирайся бумагой или десять суток в карцере.
– А, вон что. Забыл сказать тебе, сынок. Китайцы полагают, что между испражнениями и болезнью существует какая-то связь.
– Это смешно, – фыркнул Кулум.
– Китайцы так не думают. И я тоже. – Струан повернулся к Роббу: – Я пробую это уже три месяца на «Китайском Облаке». Больных стало меньше.
– Даже по сравнению с «Грозовым Облаком»?
– Да.
– Это совпадение, – покачал головой Кулум. Робб хмыкнул.
– На наших кораблях ты обнаружишь много совпадений, Кулум. Прошло лишь пятьдесят с небольшим лет с тех пор, как капитан Кук открыл, что лимоны и свежие овощи излечивают цингу. Может быть, испражнения действительно как-то связаны с болезнями.
– Когда ты мылся в ванне последний раз, Кулум? – спросил Струан.
– Не знаю... месяц... нет, вспомнил. Капитан Перри на «Грозовом Облаке» настоял, чтобы раз в неделю я мылся вместе с командой. Я тогда едва не умер от холода. Почему ты спрашиваешь?
– Когда ты в последний раз стирал свою одежду?
Кулум недоуменно заморгал, глядя на отца, потом опустил глаза на свои плотные штаны из коричневой шерсти и сюртук:
– Да никогда не стирал! Зачем ее нужно стирать?
Глаза Струана сверкнули:
– Отныне, на берегу или в море, ты будешь мыться целиком раз в неделю. Будешь пользоваться бумагой и мыть руки. Раз в неделю будешь отдавать свою одежду в стирку. Воду пить не будешь, только чай. И каждый день станешь чистить зубы.
– Зачем? Не пить воды? Это безумие. Стирать одежду? Господи, да ведь она от этого сядет, покрой испортится, и Бог еще знает что!
– Все это ты будешь делать. Это Восток. Ты нужен мне живым. Сильным. И здоровым.
– Я не стану. Я не ребенок и не один из твоих матросов!
– Тебе лучше послушаться отца, – сказал Робб. – Я тоже противился ему. Всем его нововведениям. Пока он не доказал мне, что они срабатывают. Как и почему, не знает никто. Но там, где люди мерли, как мухи, мы остались здоровыми.
– А вот и нет, – возразил Кулум. – Вы сами говорили мне, что постоянно болеете.
– Да. Но этой болезни уже много лет. Я так и не поверил твоему отцу про воду и продолжал пить ее. Теперь мой живот кровит и всегда будет кровить. Мне уже с этим ничего не поделать, слишком поздно, но, клянусь Богом, я жалею, что не попробовал. Может быть, эта гниль и не забралась бы ко мне внутрь. Дирк никогда не пьет воду. Только чай.
– Это то, что делают все китайцы, парень.
– Я в это не верю.
– Что ж, пока ты выясняешь, правда это или нет, – резко бросил Струан, – ты будешь подчиняться приказам. Ибо это приказы.
