Двум морякам, капитанам Королевского военно-морского флота, которые любили свои корабли больше, чем женщин, как от них и ожидалось.
Пролог
Ветер рвал его на части, у него все болело внутри, и он знал, что если они не пристанут в течение трех дней, то все умрут. «Слишком много смертей в этом плавании, — размышлял он. — Я главный кормчий мертвого флота. Из пяти остался один корабль — из команды в сто семь человек — двадцать восемь, — и теперь только десять из них могут ходить, а остальные близки к смерти, в том числе и командир эскадры. Нет пищи, почти нет воды, а та, что есть, — солоноватая и грязная».
Его звали Джон Блэксорн, и он был один на палубе, за исключением впередсмотрящего на бушприте, съежившегося в укрытии, откуда он оглядывал океан.
Корабль накренился от внезапного шквала, и Блэксорн удержался за ручку морского кресла, прикрепленного около штурвала на юте, пока судно не выпрямилось. Такелаж стонал. Судно водоизмещением двести шестьдесят тонн называлось «Эразмус». Оно имело три мачты и было двадцатипушечным военно-торговым кораблем из Роттердама. Это было единственное судно, которое уцелело из первых экспедиционных сил, посланных из Нидерландов уничтожать врага в Новом Свете. То были первые голландские корабли, которые открыли тайны Магелланова пролива. Четыреста девяносто шесть человек, все добровольцы. Все голландцы, за исключением трех англичан — двух штурманов и одного офицера. У них были приказы: грабить и поджигать испанские и португальские владения в Новом Свете, открывать новые острова в Тихом океане, которые могли бы служить постоянными базами и свидетельствовать о принадлежности территории Нидерландам, а через три года вернуться домой.
Протестантские Нидерланды воевали с католической Испанией более четырех десятилетий, боролись, чтобы сбросить ярмо ненавистных испанских хозяев. Нидерланды, иногда называемые Голландией, или низкими землями, все еще официально оставались частью Испанской империи. Англия, единственный их союзник, первой из стран христианского мира порвала с папским двором в Риме и стала протестантской 27 лет назад, она также воевала с Испанией последние 20 лет и открыто объединилась с Нидерландами уже 10 лет назад.
Ветер посвежел, и судно накренилось. Оно шло без парусов на мачтах, но со штормовыми топселями. Даже в таком положении течение и шторм быстро несли его вперед к темнеющему горизонту.
«Там еще больше штормит, — сказал себе Блэксорн, — и больше рифов и мелей. И незнакомое море. Бог мой! Я всю жизнь ставил себя против моря и всегда побеждал. Я всегда побеждаю. Первый английский кормчий, прошедший когда-либо через Магелланов пролив. Да, первый — и первый кормчий, когда-либо плывший через эти азиатские воды, не считая нескольких негодяев португальцев или безродных испанцев, которые все еще думают, что они владеют миром. Первый англичанин в этих морях… Так много первых мест. Да. И так много смертей за них».
Вновь он попробовал ветер и понюхал его, но на землю не было даже и намека. Он осмотрел океан, но тот был уныло-серым и неприветливым. Ни пятнышка водорослей или света, намекающих о наличии песчаного шельфа. Он увидел верхушку другого рифа далеко по правому борту, но это ничего не сказало ему на этот раз. Вот уже месяц эти выходы угрожали им, но никогда не было видно земли. «Этот океан бесконечен, — подумал он, — Боже всемогущий!» Вот для чего обучали его — плавать в неизвестном море, составлять карту и возвращаться домой. Сколько дней, как они выплыли из дома? Год, одиннадцать месяцев и два дня. Последняя высадка была в Чили, сто тридцать три дня назад, за океаном, который Магеллан первым проплыл — восемьдесят лет назад — и назвал его Тихим.
Блэксорн страдал от голода, а его рот и тело — от цинги. Он напряг глаза, чтобы проверить курс по компасу, и в уме определил примерное положение. Поскольку его курс был нанесен в его руттере — морском журнале, он был в безопасности в этой части океана. И если он был в безопасности, его судно было в безопасности, и тогда они все вместе могли найти Японские острова или даже христианского короля Джона и его Золотую империю, которая, как говорится в легенде, лежит к северу от Китая, где бы Китай ни находился.
«И со своей долей богатств я опять поплыву, уже на запад, домой, первый английский кормчий, когда-либо обогнувший земной шар, и никогда больше не покину дома. Никогда. Клянусь своим сыном!»
Порыв ветра прекратил его праздные мечтания и не дал заснуть. Спать сейчас было бы глупо. «Ты никогда не пробудишься от этого сна», — подумал он и протянул руки, чтобы успокоить ноющую боль в спине, и поплотнее закутался в плащ. Он увидел, что паруса в порядке и штурвал надежно закреплен. Впередсмотрящий не спал. Тогда он спокойно вернулся назад и помолился о том, чтобы появилась земля.
— Спустись вниз, кормчий. Я постою на вахте, если хочешь. — Третий матрос, Хендрик Спец, тащился вверх по сходням, его лицо было серым от усталости, глаза ввалились, кожа в пятнах и болезненно-бледная. Он тяжело наклонился вперед к нактоузу, чтобы стать поустойчивее, тужась, чтобы его вырвало. — Благословенный Боже, будь проклят тот день, когда я оставил Голландию.
— Где твой товарищ, Хендрик?
— В своей койке. Он не сможет выйти, похоже, до судного дня.
— А… адмирал?
— Вымаливает пищу и воду, — Хендрик причмокнул. — Я сказал ему, что зажарю каплуна и принесу ему на серебряной тарелке с бутылкой бренди. Гут!
— Придержи язык!
— Я придержу, кормчий. Но он, глупец, с причудами, и мы погибнем из-за него. — Молодой человек напрягся, и его вырвало пестрой слизью. — Благословенный Боже, помоги мне!
— Спускайся. Вернешься на закате.
Хендрик с болезненным видом опустился в другое кресло.
— Там внизу воняет смертью. Я подежурю, если ты не возражаешь. Какой курс?
— Куда потащит ветер.
— Где берег, который ты обещал? Где Японские острова, где, я тебя спрашиваю?
— Перед носом.
— Всегда перед носом! Черт побери! Это не в твоих правилах — плыть в неизвестность. Нам бы теперь вернуться домой невредимыми, с полными желудками, а не гнаться за огнями Святого Эльма.
— Спустись вниз или заткнись.
Хендрик угрюмо отвел взгляд от высокого бородатого человека. «Где мы теперь? — хотел он спросить. — Почему я не могу видеть секретный руттер?» Но он знал, что не задаст вопросов кормчему, особенно этого. «Сейчас, — подумал он, — я хотел бы быть таким же сильным и здоровым, каким я был, когда покидал Голландию. Тогда бы я не ждал. Я бы размазал твои голубые глаза и сбил бы с твоего лица эту сводящую с ума полуулыбку и отправил тебя в преисподнюю, которой ты заслуживаешь. Потом я бы стал адмиралом и мы направили бы корабль в Нидерланды. Мы хотим одного и того же — командовать на море, контролировать все морские передвижения, управлять Новым Светом и разбить Испанию».
