Она улыбнулась: «Еги, аригато годзиемасита». Она не дала ему никакого намека на то, что между ними что-то изменилось. Но он ничего и не ожидал, во всяком случае не при посторонних, зная, как это было опасно. Он почувствовал ее запах, и ему хотелось поцеловать ее прямо здесь, перед всеми.
— Икимасо! — сказал он и повернулся в седле, делая знак самураям проехать вперед. Он свободно пустил лошадь за ними, и Марико заняла место рядом с ним. Когда они остались одни, он расслабился.
— Марико.
— Хай.
Тогда он сказал по-латыни:
— Ты очень красивая, и я люблю тебя.
— Я благодарю тебя, но вчера вечером было выпито так много вина, что мне не кажется, что я сегодня действительно красивая, а любовь — это ваше христианское слово.
— Ты красивая христианка и вино на тебя не подействовало.
— Благодарю тебя за ложь, Анджин-сан, благодарю тебя.
— Нет, это мне нужно благодарить тебя.
— О, почему?
— Просто так. Я от всей души благодарю тебя.
— Если вино и мясо делают тебя таким добрым, утонченным и галантным, — сказала она, — тогда я должна сказать твоей наложнице, чтобы она перевернула небо и землю, но каждый вечер угощала тебя ими.
— Да. Я хотел бы, чтобы все было точно так же.
— Ты какой-то счастливый сегодня, — сказала она. — В самом деле, почему?
— Из-за тебя. Ты знаешь, почему.
— Я не представляю, Анджин-сан.
— Нет? — поддразнивал он.
— Нет.
Он оглянулся. Они были совсем одни, можно было говорить без опаски.
— Почему это «нет» сразу тебя расстроило? — спросила она.
— Глупость! Абсолютная глупость! Я забыл, что самое умное — это осторожность. Это из-за того, что мы были одни и я хотел поговорить об этом. И, честно говоря, поговорить еще кое о чем.
— Ты говоришь загадками. Я не понимаю тебя.
Он снова попал в тупик:
— Ты не хочешь поговорить об этом? Совсем?
— О чем, Анджин-сан?
— О том, что произошло сегодня ночью.
— Я проходила ночью мимо твоей двери, когда с тобой была моя служанка Кой.
— Что?
— Мы, твоя наложница и я, мы подумали, что она будет для тебя хорошим подарком. Она понравилась тебе?
Блэксорн пытался прийти в себя. Служанка Марико была похожа на нее фигурой, но моложе и совсем не такая хорошенькая, но хотя было совершенно темно и пусть голова у него была затуманена вином, конечно, это была не служанка.
— Это невозможно, — сказал он по-португальски.
— Что невозможно, сеньор? — спросила она на том же языке. Он опять перешел на латынь, так как сопровождающие теперь были уже недалеко, ветер дул в их направлении:
— Пожалуйста, не шути со мной. Никто же не может подслушать. Я ощутил твое присутствие и запах духов.
— Ты думаешь, это была я? О, нет, Анджин-сан. Я была бы польщена, но это никак невозможно… как бы я этого ни хотела, — о, нет, нет, Анджин-сан. Это была не я, а моя Кой, служанка. Я была бы рада, но я принадлежу другому человеку, даже если он и мертв.
— Да, но это была не ваша служанка, — он подавил свой гнев, — но, впрочем, считайте, как вам хочется.
— Это была моя служанка, Анджин-сан, — сказала она успокаивающе. — Мы надушили ее моими духами и сказали ей: ни слова, только прикосновения. Мы ни на минуту не думали, что вы решите, что это я! Это был не обман, а просто мы попытались облегчить ваше положение, зная, как вас смущают разговоры о физической близости, — она глядела на него широко открытыми невинными глазами. — Она понравилась тебе, Анджин-сан? Ты ей очень понравился.
— Шутка в таких важных делах иногда оказывается не смешной.
— Очень важные вещи всегда будут делаться с большой серьезностью. Но служанка ночью с мужчиной — это пустяк.
— Я не считаю, что ты мало значишь.
— Я благодарю тебя. Я тоже так думаю о тебе. Но служанка с мужчиной ночью — это их личное дело и не имеет никакого значения. Это подарок от нее ему и иногда от него ей. И больше ничего.
— Никогда?
— Иногда. Но это личное любовное дело не должно иметь большого значения для тебя.
— Никогда?
— Только когда мужчина и женщина соединяются вместе вопреки требованиям закона этой страны.
Он сдержался, поняв наконец причину ее запирательства.
— Извини меня. Да, ты права. Мне никогда не следовало об этом говорить. Я извиняюсь.
— Почему извиняешься? За что? Скажи мне, Анджин-сан, эта девушка носила распятие?
— Нет.
— Я всегда ношу его. Всегда.
— Распятие можно снять, — сказал он автоматически на португальском, — это ничего не доказывает. Его можно позаимствовать, как духи.
— Скажи мне последнее: ты действительно видел девушку? Разглядел ее черты?
— Конечно. Пожалуйста, давай забудем, что я когда-либо…
— Эта ночь была очень темная, луна была закрыта облаками. Скажи правду, Анджин-сан. Подумай! Ты действительно видел девушку?
«Конечно, я видел ее, — подумал он возмущенно. — Черт возьми, подумай хорошо. Ты не видел ее. Твоя голова была затуманена. Это могла быть служанка, но ты знал, что это была Марико, потому что ты хотел Марико и держал в голове только Марико, считал, что и Марико также хочет тебя. Ты глупец. Проклятый глупец».
— По правде говоря, нет. На самом деле я действительно должен извиниться, — сказал он. — Как я могу заслужить у вас прощение?
— Не надо извиняться, Анджин-сан, — спокойно сказала она, — я много раз говорила вам, что мужчина не извиняется никогда, даже когда не прав. Вы были не правы, — ее глаза подсмеивались над ним. — Моя служанка не нуждается в извинениях.
— Благодарю вас, — сказал он смеясь. — Вы заставили меня почувствовать себя немножко менее глупо.
— Прошли, наверное, годы с тех пор, когда вы последний раз смеялись. Такой серьезный Анджин-сан опять становится мальчиком.
— Мой отец говорил мне, что я родился старым.
— Вы?
— Он так считал.
— А какой он был?
— Он был прекрасный человек. Владелец корабля, капитан. Испанцы убили его в месте, называемом Антверпен, когда они уничтожили этот город. Они сожгли его корабль. Мне было шесть лет, но я помню его большим, высоким, добродушным человеком с золотистыми волосами. Мой старший брат, Артур, ему тогда было ровно восемь… У нас тогда были плохие времена, Марико-сан.
— Почему? Пожалуйста, расскажите мне. Пожалуйста!
