— Нет. Я, Хирасаки Кенко, знаю как умирать — как следует умирать самураю.
Кенко был гибкий молодой человек, надушенный и миловидный, бледнолицый, волосы его были хорошо смазаны маслом и плотно заплетены в косичку. Он почтительно взялся за свой меч и частично обмотал лезвие поясом, чтобы удобней было держаться за него рукой.
— Я осуждаю смерть Небару Дзозен-сана и этих его людей, — твердо сказал он, кланяясь Наге. Он кинул последний взгляд на небо и в последний раз ободряюще улыбнулся своему помощнику: «Сайонара, Тадео». После этого он глубоко погрузил свой нож с левой стороны себе в желудок. Он обеими руками сделал полный разрез поперек, вынул его и глубоко погрузил его снова, как раз над пахом и резко рванул вверх в полном молчании. Его вспоротые внутренности вывалились на колени, и, когда его ужасно искаженное агонией лицо ткнулось вперед, помощник опустил вниз свой меч, блеснувший широкой дугой.
Нага сам поднял за косичку голову этого самурая, отер ее от грязи и закрыл глаза. Потом он приказал своим людям проследить, чтобы голова была вымыта, упакована и отправлена Ишидо со всеми почестями, с полным отчетом о мужестве Хирасаки Кенко.
Последний самурай опустился на колени. Не было никого, кто бы помог ему совершить сеппуку. Он тоже был молод. Его пальцы дрожали, его охватил страх. Дважды он выполнял свои обязанности по отношению к своим товарищам, дважды рубил головы с большим искусством, спасая их от пытки болью и позора страха. И только что он ждал смерти своего любимого друга, который умер, как полагается самураю, принеся себя в жертву в гордой тишине, потом он опять рубил чисто, с совершенным искусством. Он никогда не убивал до этого случая.
Он направил глаза на меч, обнажил живот и молил богов послать ему мужество его любовника. Навернулись слезы, но усилием воли он стянул лицо в замершую улыбающуюся маску, развязал свой пояс и обмотал им часть лезвия. Поскольку юноша честно выполнял свой долг, Нага сделал знак своему заместителю.
Самурай вышел вперед и поклонился, представившись по всем правилам: — Осараги Нампо, капитан девятого легиона господина Торанаги. Почту за честь быть вашим помощником.
— Икимо Тадео, первый офицер, вассал господина Ишидо, — ответил юноша. — Спасибо. Я почту за честь принять вашу помощь.
Смерть его была быстрая, безболезненная и почетная.
Головы были подобраны. Потом вновь вернулся к жизни Дзозен. Его руки судорожно пытались заправить кишки обратно в живот.
Его оставили собакам, которые пришли из деревни.
Глава тридцать четвёртая
В час лошади, в одиннадцать часов утра, десять дней спустя после смерти Дзозена и всех его людей, группа из трех галер огибала мыс у Анджиро. Они были набиты войсками. Торанага сошел на берег. Рядом с ним был Бунтаро.
— Сначала я бы хотел посмотреть на учебную атаку, Ябу-сан, первых пятисот обучаемых, — сказал Торанага. — Не откладывая, сейчас же.
— Может быть, завтра? Мне потребуется время, чтобы подготовиться, — сказал Ябу любезно, в душе он был взбешен внезапностью появления Торанаги и зол на своих шпионов, не сумевших предупредить его. Он едва успел примчаться на берег с почетным караулом. — Вы, наверное, устали…
— Нет, благодарю вас, — сказал Торанага намеренно резко, — мне не нужны защитники или сложные построения, крики или показные смерти. Вы забыли, старина, я играл в пьесах «Но» и достаточно много их поставил, чтобы уметь использовать свое воображение. Я не ронин-крестьянин. Пожалуйста, прикажите сразу же выступать.
Они стояли на берегу около пристани. Торанага был окружен отборными телохранителями, остальные высаживались с причалившей галеры. Еще тысяча самураев с тяжелым вооружением находились на двух галерах, которые ждали на рейде. День был теплый, небо безоблачно, на море была небольшая волна, на горизонте дрожало легкое марево.
— Игураши, посмотри-ка! — Ябу спрятал свой гнев. С тех пор, как было отправлено первое донесение о прибытии Дзозена одиннадцать дней назад, поступило только несколько незначительных сообщений из Эдо от его собственных шпионов и ничего, кроме редких возмутительно бессодержательных ответов Торанаги на его более важные сигналы: «Ваше сообщение получено и внимательно изучается», «Удивлен сообщениями о моем сыне. Пожалуйста, дождитесь дальнейших инструкций». Затем, четыре дня назад: «Виновные в смерти Дзозена будут наказаны. Они должны оставаться на своих постах, но держите их под арестом, пока я не проконсультируюсь с господином Ишидо». И вчера, как бомба: «Сегодня получил официальное приглашение нового Совета регентов из Осаки на церемонию открытия выставки цветов. Когда вы собираетесь выехать? Сообщите немедленно».
— Ведь это не означает, что Торанага действительно поедет? — спросил озадаченный Ябу.
— Он вынужден сделать это, — ответил Игураши, — во всяком случае он испытывает вас.
— Да, вероятно, — сказал Оми.
— Почему нет новостей из Эдо? Что случилось с нашими шпионами?
— Похоже, что Торанага накрыл Кванто одеялом, — сказал ему Оми, — может быть, он знает, кто ваши шпионы!
— Сегодня десятый день, господин, — напомнил Ябу Игураши. — Все готово для вашего отъезда. Вы собираетесь ехать или нет?
Сегодня здесь на берегу Ябу благодарил охранявших его ками, которые убедили его принять совет Оми оставаться до последнего возможного момента, еще три дня.
— Относительно вашего последнего письма, Торанага-сама, того что пришло вчера, — сказал он. — Вы, конечно, не поедете в Осаку?
— А вы?
— Я признаю вас как своего вождя. Конечно, я ждал вашего решения.
— Мне решить легко, Ябу-сама. Но вам трудно. Если вы поедете, регенты наверняка обвинят вас в убийстве Дзозена и его людей. Ишидо действительно очень сердит, и справедливо. Не так ли?
— Я не виноват в этом, господин Торанага. Убийство Дзозена — как ни заслуживал он этого — было совершено вопреки моим приказам.
— Это сделал Нага-сан, да? Иначе, конечно, вы должны были бы сделать это сами. Я поговорю с Нага-саном позднее, но пойдемте, мы можем продолжить разговор в пути. Не нужно тратить время, — Торанага взял быстрый темп, телохранители держались вплотную к нему. — Да, у вас действительно дилемма, старина. Если вы поедете, вы потеряете голову, потеряете Идзу и, конечно, весь ваш род Касиги отправится на казнь. Если вы останетесь, Совет издаст такое же постановление, — он оглянулся на Ябу, — может быть, вам следует сделать то, что вы предлагали, когда я последний раз был в Анджиро, сделать мне. Я буду счастлив быть вашим помощником. Может быть, ваша голова улучшит Ишидо настроение, когда я увижу его.
— Моя голова ничего не значит для Ишидо.
— Я так не думаю.
Их прервал Бунтаро:
— Простите меня, господин. Где вы хотели разместить моих людей?
— На плато. Устройте там свой постоянный лагерь. Двести человек охраны будут стоять со мной у крепости. Когда отдадите все распоряжения, присоединяйтесь к нам. Я хочу, чтобы вы посмотрели на учения. — Бунтаро торопливо ушел.
