— Иди со мною, мой сын.
Не дожидаясь, монах захромал дальше, сквозь массу людей, в темноту. Блэксорн поколебался, не желая оставлять свое место. Потом он встал и последовал за ним. Через десять шагов он оглянулся. Его место было уже занято. Казалось невероятным, что он когда-то сидел там.
Он продолжал идти по бараку. В дальнем углу было, как это ни странно, свободное место. Как раз достаточно для того, чтобы улечься небольшому человеку. Там было несколько горшков, чашек и старый соломенный мат.
Окружающие японцы молча наблюдали за ними, дав пройти Блэксорну.
— Это моя паства, сеньор. Они все мои дети у благословенного Господа нашего Иисуса. Я их так много здесь обратил — это Джон, а здесь Марк и Мафусаил… — Священник остановился перевести дыхание. — Я так устал. Устал. Я… должен, я должен… — Его голос затих, и он уснул.
В сумерках принесли еду. Когда Блэксорн собрался встать, один из японцев около него сделал ему знак оставаться на месте и принес доверху наполненную чашку. Другой человек мягко потряс священника, чтобы разбудить, предлагая пищу.
— Ие, — сказал старик, качая головой и улыбаясь, миску он протянул обратно.
— Ие, Фардах-сама.
Священник дал себя уговорить и поел немного, потом встал, его суставы хрустнули, и протянул свою миску одному из тех, кто был в среднем ряду. Этот человек притянул руку священника к своему лбу, и тот его благословил.
— Я так рад повидать еще одного соотечественника, — сказал священник, садясь опять около Блэксорна, его крестьянский голос был низким и шипящим. Он с усилием показал рукой в дальний угол камеры. — Кто-то из моей паствы сказал, что сеньора называют «кормчий», «анджин»? Сеньор кормчий?
— Да.
— Здесь есть кто-нибудь еще из команды сеньора?
— Нет. Я один. Почему ты здесь?
— Если сеньор один — он пришел из Манилы?
— Нет. Я никогда не был в Азии, — осторожно сказал Блэксорн. Его испанский язык был превосходен. — Это было мое первое плавание в качестве кормчего. Я был… Я был за границей. Почему вы здесь?
— Иезуиты заточили меня сюда, сын мой. Иезуиты и их мерзкая ложь. Сеньор был за границей? Ты не испанец, нет — и не португалец… — Монах подозрительно всмотрелся в него, и Блэксорна обдало его зловонным дыханием. — Корабль был португальским? Скажи мне правду, ради Бога!
— Нет, отец. Корабль был не португальский. Перед Богом клянусь!
— О, Благословенная Дева, благодарю тебя! Пожалуйста, простите меня, сеньор, Я боюсь — я старый человек, глупый и больной. Твой корабль был испанский, откуда? Так рад — откуда вы, сеньор? Из Испанской Фландрии? Или из герцогства Бранденбургского, может быть? Откуда-нибудь из наших доминионов в Германии? О, так хорошо опять поговорить наконец на языке моей благословенной матери! Сеньор так же, как и мы, потерпел кораблекрушение? А потом подло брошен в эту тюрьму, подло обвиненный этими дьявольскими иезуитами? Мой Бог проклинает их и показывает им грех их измены! — Его глаза вспыхнули яростью. — Сеньор сказал, что он никогда не был в Азии раньше?
— Нет.
— Если сеньор никогда не был в Азии раньше, то он будет здесь как ребенок в джунглях. Да, здесь можно много чего рассказать! Сеньор знает, что иезуиты только торговцы, незаконно ввозящие оружие и занимающиеся ростовщичеством? Что они командуют здесь всей торговлей шелком, всей торговлей с Китаем? Что ежегодный Черный Корабль стоит миллион золотом? Что они вынудили его святейшество папу отдать им всю власть над Азией — им и их собакам, португальцам? Что все другие религии здесь запрещены? Что иезуиты имеют здесь дело только с золотом, покупая и продавая для наживы — для себя и для варваров — против прямых приказов его святейшества, папы Клементия, короля Филиппа и против законов этой страны? Что они контрабандой ввозят оружие в Японию для христианских князей, подстрекая их к мятежу? Что они вмешиваются в политику и сводничают для князей, лгут и мошенничают и дают лживые свидетельства против нас? Что их игумен сам послал секретное послание нашему испанскому вице-королю в Лусон с просьбой прислать конкистадоров для завоевания страны — они просили об отторжении Испании, чтобы скрыть новые португальские ошибки. Все наши несчастья могут быть отнесены на их счет, сеньор. Это иезуиты лгут, мошенничают и вредят нашему любимому королю Филиппу! Их ложь привела меня сюда и вызвала казнь двадцати шести святых отцов. Они думают, что, если я был когда-то крестьянином, я не понимаю… но я могу читать и писать, сеньор, я могу читать и писать! Я был одним из секретарей его превосходительства вице-короля. Они думают, что мы, францисканцы, не понимаем… — Он вдруг опять перешел на напыщенную смесь испанского и латыни.
Настроение у Блэксорна поднялось, его любопытство возрастало по мере рассказа священника. Что за оружие? Что за золото? Какая торговля? Какой Черный Корабль? Миллион? Что за вторжение? Какие христианские короли?
«А ты не обманываешь бедного больного старика? — спросил он себя. — Он думает, что ты его друг, а не враг.
Я не лгал ему.
Но ты не имел в виду, что ты его друг?
Я отвечал ему прямо.
Но ты ничего не предложил?
Нет.
Это честно?
Первое правило выжить во враждебных водах — ничего не предлагать».
Вспышка раздражения монаха была для всех неожиданной. Японцы, лежавшие рядом, с трудом подвинулись. Один из них встал, мягко потряс священника и заговорил с ним. Отец Доминго постепенно пришел в себя, его глаза прояснились. Он посмотрел на Блэксорна, узнавая его, ответил японцу и успокоил остальных.
— Извините меня, сеньор, — сказал он, задыхаясь. — Они… они думают, я рассердился на сеньора. Бог простит мне мой глупый гнев! Это было затмение, иезуиты приходят из ада, вместе с еретиками и язычниками. Я много могу рассказать тебе о них. — Монах вытер слюну с подбородка и попытался успокоиться. Он нажал себе на грудь, чтобы облегчить в ней боль. — Сеньор что-то сказал? Твой корабль, он причалил к берегу?
— Да. В некотором роде. Мы доплыли до земли, — ответил Блэксорн. Он осторожно вытянул ноги. Люди кругом, которые смотрели на него и слушали разговор, подвинулись. — Спасибо, — сказал он сразу, — да, как вы говорите «спасибо», отец?
— «Домо». Иногда вы можете сказать «аригато». Женщина должна быть особенно вежлива, сеньор. Она говорит «аригато годзиемашита».
— Спасибо. Как его имя? — Блэксорн показал на человека, который встал.
— Это Гонсалес.
— А какое у него японское имя?
— Ах да. Он Акабо. Но это значит «носильщик», сеньор. У них нет имен. Имена имеют только самураи.
— Что?
— Только самураи имеют имена, имена и фамилии. Таков их закон, сеньор. И каждый должен делать то, что он есть — носильщик, рыбак, повар, палач, фермер и так далее. Сыновья и дочери просто Первая Дочь, Вторая Дочь, Первый Сын и так далее. Иногда они зовут человека «рыбак, который живет у вяза» или «рыбак с больными глазами». — Монах пожал плечами и подавил зевок. — Обычным японцам не разрешают иметь имена. Проститутки дают себе имена типа Карп, Лепесток, Угорь или Звезда. Это странно, сеньор, но таков их закон. Мы даем им христианские имена, настоящие имена, когда крестим их, даем им спасение и слово Божие… — Его слова замерли, и он уснул.
