Голова Блэксорна была переполнена фактами, японскими словами и фразами. Он спрашивал о жизни в Японии, дайме, самураях и торговле, Нагасаки, войне, мире, иезуитах, францисканцах и португальцах в Азии и об испанской Маниле, и более всего о Черном Корабле, который приплывал раз в год из Макао. Три дня и три ночи Блэксорн сидел с отцом Доминго и спрашивал, слушал, учился, спал с кошмарными снами, просыпался и задавал новые вопросы, узнавая что-то еще.
Потом, на четвертый день, назвали его имя.
«Анджин-сан!»
Глава пятнадцатая
В полном молчании Блэксорн встал на ноги.
— Исповедуйся, мой сын, говори побыстрей.
— … Я не думаю… Я… — Блэксорн с трудом понял, что он говорит по-английски, плотно сжал губы и пошел. Монах встал, думая, что он говорил по-голландски или по-немецки, схватил его за руку и захромал вместе с ним.
— Быстро, сеньор. Я дам вам отпущение грехов. Быстрее, ради вашей бессмертной души. Говорите быстро, только то, в чем сеньор признается перед Богом — обо всем в прошлом и настоящем…
Они приближались теперь уже к железным воротам, монах держал Блэксорна с удивительной силой.
— Говорите! Святая Дева наблюдает за вами!
Блэксорн вырвал руку и хрипло сказал по-испански: «Идите с Богом, отец».
Дверь захлопнулась.
День был невероятно холодный и яркий, облака метались из стороны а сторону под легким юго-восточным ветром. Он глубоко вдыхал чистый, удивительно вкусный воздух, и кровь быстрее побежала по жилам. Радость жизни охватила его. Во дворе перед чиновниками, тюремщиками с пиками и группой самураев стояло несколько обнаженных заключенных. Чиновник был одет в темное кимоно и накидку с накрахмаленными, похожими на крылья плечами, на нем была маленькая черная шляпа. Он стоял перед первым заключенным и зачитывал ему приговор по тонкому бумажному свитку. Когда он заканчивал, человек отправлялся за маленькой группой своих тюремщиков к большим воротам. Блэксорн был последним. В отличие от других ему оставили набедренную повязку, хлопчатобумажное кимоно и ременные сандалии на ногах. И его охранниками были самураи.
Он решил бежать при выходе из ворот, но когда приблизился к порогу, самураи еще плотнее окружили его и полностью блокировали. Ворот они достигли вместе. На них глазела большая толпа чистых и щеголевато одетых людей с малиновыми, желтыми и золотистыми зонтиками от солнца. Один человек уже был привязан к кресту, и крест поднят вертикально. У каждого креста ждали два «эта» — палача; их длинные пики блестели на солнце.
Блэксорн замедлил шаг. Самураи подошли совсем близко, торопя его. Он оцепенело подумал, что лучше умереть сразу, быстро, поэтому примерился выхватить ближайший меч. Но это ему не удалось, так как самураи повернули от арены и пошли по периметру площади, направляясь на улицы, которые вели в город и замок.
Блэксорн затаил дыхание, напряженно ожидая, чтобы наконец удостовериться. Они прошли через толпу, которая отступила назад, кланяясь, вышли на улицу, и теперь все уже было наверняка.
Блэксорн почувствовал себя заново родившимся.
Когда он смог заговорить, он спросил: «Куда мы идем?» — не беспокоясь о том, что его слова не будут поняты или что они были произнесены по-английски. Блэксорн чувствовал себя очень легко. Его ноги едва касались земли, ремешки сандалий не терли, непривычное прикосновение кимоно было приятным. «Фактически я чувствую себя очень хорошо, — подумал он. — Может быть, немного прохладно, но так бывало только на юте корабля!»
— Ей-богу, как прекрасно снова поговорить по-английски, — сказал он самураю. — Боже мой, я думал, я уже мертвец; Это ушла моя восьмая жизнь. Вы понимаете это, старина? Теперь я только один, который остался в живых. Ну, ничего! Кормчие имеют по десять жизней, по крайней мере так говорил Альбан Карадок. — Самурай, казалось, становился все недовольней от звуков незнакомой речи.
«Держи себя в руках, — сказал он себе. — Не делай их более раздражительными, чем они есть на самом деле».
Теперь он заметил, что все самураи были серыми. Люди Ишидо. Он спросил отца Алвито об имени человека, который противостоял Торанаге. Алвито сказал «Ишидо». Это было как раз перед тем, как он приказал встать и уйти. Все ли серые — люди Ишидо? Все ли коричневые — люди Торанаги?
— Куда мы идем? Туда? — Он показал на замок, который нависал над городом. — Туда, хай?
— Хай, — командир самураев кивнул своей круглой головой. У него была седеющая борода.
«Что хочет от меня Ишидо?» — спросил себя Блэксорн.
Предводитель самураев повернул на другую улицу, все дальше уходя от гавани. Потом он увидел его — небольшой португальский бриг, его голубой с белым флаг развевался на ветру. Десять пушек на главной палубе, считая кормовые и носовые двадцатифунтовые орудия.
«Эразмус» легко бы справился с ним, — сказал себе Блэксорн. — А что с моей командой? Что они делают, оказавшись опять в деревне? Ей-богу, мне хотелось бы видеть их. Я был так рад, когда расстался с ними в тот день и вернулся обратно в свой дом, где были Онна и хозяин дома — как его имя? А, да. Мура-сан. А что с той девушкой, которая оказалась в моей постели на полу, и с той, ангельски красивой, которая разговаривала с Оми-сан в тот день? А с тем, кто оказался тогда в котле?
Но зачем вспоминать этот вздор? Это ослабляет мозг. «Тебе нужно иметь очень сильную голову, чтобы жить в море», — говорил Альбан Карадок. Бедный Альбан.
Альбан Карадок всегда казался таким огромным, похожим на Бога, все видящим, все знающим, и так в течение многих лет. Но он умер в страхе. Это произошло на седьмой день сражения с Непобедимой Армадой. Блэксорн командовал стотонным кочем с гафельными парусами, вышедшим из Портсмута с грузом оружия, пороха, ядер и продуктов для боевых галеонов Дрейка. Выйдя из Дувра, те совершали набеги и громили вражеский флот, который стремился в сторону Дюнкерка, где затаились испанские легионы, ждущие переправы, чтобы завоевать Англию. Огромный испанский флот был разбросан штормами и более воинственными, более быстрыми, более маневренными военными кораблями, которые построили Дрейк и Ховард.
Блэксорн участвовал в стремительной атаке рядом с флагманским кораблем адмирала Говарда «Ренаун», когда ветер внезапно переменился и стал штормовым; шквалы его были ужасны, и нужно было решать, пробиваться ли против ветра, чтобы спастись от бортового залпа крупного галеона «Санта-Круз», бывшего перед ним, или уходить по ветру, через вражескую эскадру, остаток кораблей Ховарда, уже почти повернувших, расположенных дальше к северу.
— Давай на север по ветру! — кричал Альбан Карадок. Он был на корабле вторым после капитана. Альбан Карадок настаивал на вступлении в бой, хотя он и не имел права находиться на борту, за исключением того, что был англичанином, а все англичане обязаны быть на борту в это самое трудное время своей истории.
— Стоп! — приказал Блэксорн и повернул румпель к югу, направляясь в центр вражеской флотилии, зная, что другой путь приведет их под пушки галеона, который возвышался сейчас над ними.
