Обливаясь кровью, Осий рухнул головой на стол. Видевший это Господь был так разгневан, что не раздумывая поразил Орона мгновенной смертью. Сын упал возле отца.
И призвал Господь к Себе на суд черную душу Орона.
— Что ты наделал, безумец! — воскликнул Он. — И почему Я раньше не заметил, что дьявол водит твоей рукой?
Но молчал Орон и загадочно улыбался. И удивился Господь: душа Орона была черным-черна, но сердце его сияло несказанно чистым светом, и в нем горела святая любовь к своему отцу.
И задумался Господь.
— То, что ты сделал, — наконец вымолвил Он, — заслуживает худшего, чем просто ад. Там грешники один раз в год в Богородицын день получают избавление от адских мук, а ты и этого не достоин. Посмотри вниз! Ты видишь непроницаемый океан черной магмы? Это расплавленные души нераскаявшихся отцеубийц!
Но молчал Орон и только улыбался. И все ярче светилось его чистое сердце. И пожалел Орона Господь.
— Я дам тебе возможность исправить свою судьбу. Я верну тебя на Землю за мгновенье до того, как ты совершил свой безумный поступок. В твоих силах будет победить дьявола. Но всю жизнь ты будешь помнить о своем злодействе. Ты сможешь раскаяться и вступить на путь духовного подвига. И когда ты снова умрешь, Я вновь призову тебя на суд.
Но опечалился Орон.
— Господи, если Ты вернешь меня на Землю за миг до убийства, я буду вынужден опять сделать то, что сделал. Ты возлюбил моего отца, и я тоже люблю его. Не заставляй же его мучиться дважды!
И тогда разгневался Господь так сильно, что святые ангелы в испуге отлетели от Его престола.
— Как ты смеешь второй раз идти против Моей воли!
— Я иду против Твоей воли, потому что не согласен с ней. Я не отца своего убил, но Тебя в своем отце. Мой отец был отражением Твоим, и вот я разбил зеркало. И разобью еще раз, как ни жаль мне отца своего.
— За что ненавидишь Меня? Разве Я не помогал вашей семье в большом и в малом? Разве не были вы Моими избранниками? Разве не было уготовано вам блаженство на небесах?
— Да, Ты любишь нас. Но какая нам радость от Твоей любви? Ты дважды оскорбил человека Своей любовью. Сперва проклял нашего праотца Адама только за то, что он не захотел быть отражением Твоим. Потом Ты пожалел нас и послал к нам Сына, оскорбив второй раз. Ты готов был вознести на Небо даже разбойника, который принял, как Твой Сын, крестную муку, но ты никогда не вознесешь на небо сильного и мужественного!
Ты просто боишься нас, вот что я понял однажды! И поэтому Ты ненавидишь наших магов и астрологов. Они знают что-то такое, что Ты не позволяешь знать людям. Они слишком близко подошли к главной тайне, которую Ты скрываешь от людей.
Это тайна о том, что Ты не одинок во Вселенной! Есть много богов, и Ты только один из пастухов, который пытается сохранить свое стадо. Но рано или поздно мы выйдем из-под Твоей воли. Мы познаем механизм Твоей власти над нами, мы проникнем в природу стихий и отыщем лазейку из Твоего мира. И тогда мы станем свободны! Наши бессмертные души заселят множество миров, и, как знать, может быть, в каждом из них каждый из нас станет богом! Мы объединимся с душами таких же порабощенных существ. Это будет великое братство вселенских народов! Мы создадим новый прекрасный и яростный мир, в котором не будет томительной скуки Твоего мира! И тогда души восставших освободят меня из Твоего плена, из непроницаемого океана черной магмы! Я снова встречусь с моим отцом! Я вызволю его из вечной скуки Твоего рая!
Слушая эту речь, святые ангелы в страхе жались возле Господнего престола. Но когда Орон закончил, Господь засмеялся.
— Я понял тебя, — сказал Он. — Я понял, почему сердце твое так чисто, когда душа так черна. Ты совершил злодейство, но ты любил своего отца и ревновал его ко Мне. Все же Я не могу не наказать тебя. Я поступлю так: ты вернешься на Землю и будешь тем, кем мечтаешь быть, — великим магом и чародеем. Ты проживешь множество жизней. Ни мор, ни глад, ни закон, ни беззаконие не будут властны над тобой. Ты познаешь механизм Моей власти над миром (этот секрет прост), ты проникнешь в природу стихий (это только рябь на воде), ты станешь единственным из смертных, кто постигнет тайну Моих отношений с людьми. Но…
Ты будешь лишен одного — не по Моей, по своей воле. В каждом новом воплощении ты не будешь знать своего отца. Безотцовство станет твоим единственным изъяном.
И лишь когда ты поймешь, кто твой отец, успокоится твое чистое сердце и просветлеет твоя черная душа…
Ступай же, Орон!
Раздался удар космического грома, и быстрее молнии помчалась к Земле душа Орона, похожая на сгусток черного тумана. Но смотрящим вослед ангелам казалось, что это летит прекрасная голубая комета, — так чисто и нежно светилось бедное сердце Орона.
Ася беспокойно зашевелилась: солнечные лучи, проникая сквозь пыльное вагонное стекло, попадали ей на лицо. Иван сунул письмо в карман и подставил лучам свою руку. Вскоре она нагрелась, но это было даже приятно. Лицо девочки стало спокойным. Она спала под его ладонью, как под надежной крышей. И Недошивин вдруг ощутил неразрывную связь между солнцем, своей ладонью, этой девочкой, а через нее со всеми людьми. В этот миг сердце его растопилось окончательно. Оно потекло горячим воском и обожгло все его душевное существо. Ему стало нестерпимо больно, он чуть не закричал, но побоялся испугать Асю. Боль терзала его несколько минут, а потом исчезла, точно отлетела. Он снова улыбнулся, и на этот раз улыбка его была осмысленной. Она говорила о нежной любви и благодарности ко всем, ко всем! И более всего к Тому, Кто это все так замечательно придумал.
«Конец романа!» — с улыбкой подумал Иван.
Эпилог
Прошло десять лет.
Иван Платонович Недошивин с отличием окончил духовную семинарию, решительно отказался от академии, обвенчался с Анной Чагиной и рукоположился в священники. Он живет в Красном Коне, в своей родовой избе, к приезду его обновленной Геннадием Воробьевым, и служит в храме Николы-на-Водах, как называют его местные жители в честь Николая Ознобишина и открытого им святого источника.
Ознобишин стал не меньшей достопримечательностью этих мест, чем сама святая вода. В его дом в деревне Кресты вереницей потянулись паломники, безнадежно больные, с одной просьбой — самолично погрузить их в купель, которую Ознобишин с Воробьевым выкопали возле храма, возведя над ней нечто вроде деревенской бани. «Несчастные! — отвечал им учитель. — Я не Иоанн Креститель, и здесь не Иордан. Ступайте к Воробьеву, он все устроит».
Ключи от бани хранятся у Воробьева.
Он относится к своему занятию с серьезностью, граничащей с деспотизмом. Всех паломников строго выстраивает в очередь, перед этим вникая в проблемы каждого и занося их имена под номерами в специальную тетрадь. Потом выкрикивает имена во время купания, которое не прекращается ни летом, ни зимой. Воробьев сильно изменился, перестал пить, читает святоотеческую литературу и служит у отца Ивана алтарником. А вот Ознобишин неожиданно ударился в политику и при финансовой поддержке Чемадурова метит в главы областной администрации.
