И тут я прервал чтение. Я увидел нечто, наводящее мысль на букву букв, букву начал, букву
Долго я всматривался в нее. И неожиданно все обрело смысл, и я был этим поражен. Сколько времени это длилось? Я не мог бы сказать, так был поглощен активным пониманием этого текста… «Йод», буква была нарисована на лбу Джейн. Есть сто тысяч причин, чтобы любить тех, кого не любишь, и нет ни одной, чтобы любить существо в частности, и все-таки именно его-то и любишь. Существовала тысяча способов забыть черный блеск ее глаз, и, тем не менее, я не забывал о нем, ведь он унес меня далеко от самого себя, к другому миру, словно взвившийся дымок, где все было черным и прекрасным, где я улетучивался, потрясенный до глубины души; и сердце мое бешено билось, когда она обращала свой взор к пустыне, и ухо мое настораживалось при звуках моего имени, и острая необходимость отвечать ей и еще раз услышать ее голос была похожа на зов, перед которым ничего не существовало. Начиная с этого момента я жил в ожидании. То есть я терпеливо ждал, как делал это всегда.
Я всего лишился, да, я все отдал. Я отдал свое сердце и свое время, я отдал свою мечту, свою миссию, свой идеал, я отдал даже то, чего не имел, я потерял самого себя, я столько отдал, что уже не существовал, от меня остался лишь пустячок, одна лишь точка…
Лассикам пришлось с трудом уводить меня, так как мне ни за что не хотелось покидать этот сад; даже сам Наср эд-Дин напрасно меня упрашивал и говорил о причинах, приведших нас сюда; я ничего не хотел слышать. Наср эд-Дин силой вынужден был увести меня подальше от наслаждений, очаровавших мое сердце.
Мы прошли длинными коридорами и нескончаемыми туннелями, которые привели нас в конце концов ко дворцу Горного старца. Вход охранялся двадцатью сподвижниками, вооруженными мечами и кинжалами. Сопровождаемые рефиками, мы вошли в большое помещение, где на деревянном троне, инкрустированном драгоценными камнями, восседал Горный старец.
Мы увидели старика с белой бородой, сохранившиеся на голове седые волосы спадали на плечи, покрытые плащом, переливавшимся красным и черным. Но его черные глаза на изборожденном морщинами лице глядели на удивление молодо.
— Долго же я тебя ждал, Наср эд-Дин, — пробормотал Горный старец.
Наср эд-Дин опустился перед ним на колени и поцеловал ему руку.
— Прошу простить, но были затруднения, в Каире…
— Я знаю, — сказал Горный старец.
— Я пришел к тебе с моим другом…
— Не надо представлять его, — произнес Горный старец, повернувшись ко мне. — Тебя зовут Адемар Аквитанский, и ты — Великий магистр черного ордена, второго ордена Храма. А я — тот, кого ты должен встретить.
Я низко поклонился. Горный старец жестом пригласил меня сесть напротив. Сел и Наср эд-Дин.
Тогда Горный старец открыл передо мною серебряный ящичек, в котором лежали серебряная корона и семирожковый золотой канделябр.
— Смотри, Адемар, — сказал Горный старец. — Узнаешь?
— Похоже на канделябр из Храма, если судить по гравировке.
— Знаешь, почему он здесь?
— Да, — ответил я, — ведь у вас находится сокровище Храма, которое мы должны забрать обратно.
Горный старец какое-то время смотрел на меня, потом ответил:
— Забрать его, но почему? Теперь именно мы, ассасины, должны обеспечивать постоянство ордена, ибо у нас есть военная и религиозная организация, которую мы переняли у ессеев, как и вы, тамплиеры Мы, как и вы, созданы по подобию военного и религиозного ордена ессеев, основываемся на Наставлении по дисциплине, которое является опорой наших уставов как в доспехах, так и в повседневной одежде, и посвященные носят белые плащи, свойственные нашим орденам — христианскому и исламскому. У нас такая же иерархия, как и у вас, так как Великий магистр, Великий приор, приор, братья, солдаты и сержанты соответствуют нашим лассикам, рефикам и федуям. Мы носим белые плащи с красной вышивкой, похожие на белые плащи с красными крестами Ордена. У нас один и тот же Устав: Устав ессейской общины. Именно этим Уставом руководствовался Хассан ибн Саббах при создании нашего тайного братства.
Вы и мы произошли из одного ордена: тайный орден ессеев.
Итак, Джейн оказалась права, когда отметила странное сходство тамплиеров и ессеев. Значит, тамплиеры заимствовали Устав ессеев… Как и ассасины.
Я обеспокоенно посмотрел на Наср эд-Дина, непроницаемые глаза, которого были устремлены на Горного старца.
Что задумал Наср эд-Дин? Был ли у него какой-нибудь план? Как забрать сокровище?
— А пока отдыхайте, — сказал Горный старец, — я вижу, вы очень устали от длинного путешествия.
— Могли бы мы еще отведать того чудесного чая, которым нас встретили? — спросил Наср эд-Дин.
Я понял, что он испрашивал гостеприимства у Горного старца, потому что гостеприимство священно, и запрещено убивать того, кому оно оказано.
Горный старец тотчас велел одному из рефиков принести поднос, на котором лежала сушеная травка со сладковатым запахом. Рефик взял несколько травинок, размял их и протянул Горному старцу.
— Держи, — сказал мне тот.
— Что это такое?
— Этот листик находился в чае, который ты пил, — пояснил Горный старец. — В нем таится и секрет послушания: эта трава уносит в рай. Здесь ее называют ганоим. Ради того, чтобы попробовать отвар из этой волшебной травы, мои люди делают все, что я им велю.
Он позвал одного из мальчиков, стоявших у дверей. Тот подошел и встал перед ним на колени.
— Вот видишь, — сказал Горный старец, — при моем дворе есть двенадцатилетние мальчики, из которых вырастут отважные убийцы. Али, — позвал он, — подойди поближе.
Мальчик глубоко склонился перед Горным старцем.
— Хочешь ли опять попасть в рай?
Мальчик кивнул:
— Я бы все отдал, чтобы побывать там хоть разочек.
— Хочешь навсегда остаться там?
— За это я отдам свою жизнь.
Тогда Горный старец встал, подошел к двери.
— Ты видишь эту скалу?
— Да.
— Бросайся с нее, и ты навечно попадешь в рай!
— Да будет так, — сказал мальчик, опять склоняясь перед Горным старцем.
Мальчик вышел уверенным шагом и направился к скале.
— И вы не удержите его? — вскричал я.
— Удержать его невозможно! Он не подчинится. Я обещал ему самое для него желанное. Очутиться в саду…
Мы издали видели, как мальчик достиг края пропасти. Не колеблясь, он бросился вниз.
Воцарилось молчание, я не осмелился ничего сказать, так был поражен
