…
Умер Сталин…
…
Стройка кончилась. Пойду на завод…
…
Меня, как передовика производства и в связи с осуждением культа Сталина, приняли на рабфак, и я поступил в МГУ на филологический факультет. Я просто счастлив! Я безумно счастлив! Я живу в том здании, которое строил. Я учусь в его аудиториях! Я занимаюсь такой чудной наукой – словами, которые порой сильнее любого фундаментного железобетона, крепче любой металлической арматуры…
…
Я учусь. С таким удовольствием учусь. Надо столько много читать. Но как же странно, что читать – это обязанность. Нет, каждый день я с удовольствием читаю, читаю, читаю-перечитываю: Гомера, Кальдерона, Жуковского, Пушкина, Мольера, Карамзина, Белого, Мандельштама…
…
Я живу между комнатой, аудиториями и библиотекой. Таскаю туда-сюда огромные стопки книг. Но это не в тягость. Это огромное наслаждение читать, читать, читать…
…
На каникулы все разъехались по домам. А мне некуда ехать. И не хочу. Я хочу читать и читать: Золя, Тургенева, Диккенса, Салтыкова-Щедрина, Бальзака, Гоголя, Короленко…
…
Вызывали в „комнату без номера”:
– Вы очень перспективный, толковый студент. Не сомневаемся, что несмотря на некоторые анкетные данные, идеологически выдержанны и готовы помочь своей стране.
– Конечно, – подтвердил я.
– Вот и договорились. Время от времени мы будем встречаться, и вы будете рассказывать, что и кто из ваших друзей, соседей и однокурсников говорит о нашем социалистическом строе, о линии партии и правительства…
Я растерялся и даже не нашелся, что ответить. А мне дальше:
– А мы такому сознательному товарищу поможем вступить в коммунистическую партию.
Конечно, я не собирался становиться стукачом, доносить на своих товарищей. Но понимал, что так просто от таких предложений не отказываются. Но, кажется, нашелся:
– К сожалению, я еще не готов, не созрел для партии.
– Самокритичность это хорошо. Но вы подумайте хорошенько. Нам такие люди нужны…
Я вышел и постарался забыть об этом разговоре.
…
И еще один новый учебный год. Я познакомился с Мариной. Она тоже филолог. Только она любит больше отечественных писателей, Марина без ума от Достоевского, Толстого, Бунина. А я вот открыл себе Лоренса Стерна – английского романиста. Очень, очень интересный писатель:
„Был прекрасный тихий вечер в самом конце мая – малиновые занавески на окне (того же самого цвета, что и полог у кровати) были плотно задернуты – солнце садилось и бросало сквозь них отблеск такого теплого тона на лицо хорошенькой fille de chambre – мне показалось, будто она краснеет – мысль об этом бросила меня самого в краску – мы были совершенно одни, и это обстоятельство навело на мои щеки второй румянец прежде, чем с них успел сойти первый…”
…
Я много работаю с книгами. У меня есть Марина. Что еще нужно? Чтоб учеба не кончалась…
…
Почти не пишу в дневник. Свободного времени нет. Когда нет занятий, то у меня есть Марина…
…
Как летит время. Мы уже старшекурсники. Скоро?…
…
Меня снова вызвали в „комнату без номера”:
– Хотите нам что-нибудь рассказать?
– Да нечего, вроде, все мои товарищи морально устойчивы, идеологически выдержанные…
– А, может, расскажете какой-нибудь политический анекдот.
– Какой это политический?
– Ну и с тех, над которыми вы смеетесь, когда собираетесь в комнате у Василия Горелого?…
– Что-то я таких не припоминаю.
А мне зачитывают из лежащего на столе листочка:
– Вот этот, например, „Хрущев посетил свиноферму. Свиньи: "Хру… хру… хру… ". А он своим сопровождающим: «Кормите лучше, чтобы полностью выговаривали»…”. Припоминаете?
– Нет.
– А этот? „Хрущев послал новый сорт советской колбасы на анализ за границу. Оттуда пришел ответ: «Господин Хрущев, в вашем кале глистов не обнаружено»”. Знакомо?
– Нет.
– Тогда, может быть, вы слышали этот: „Хрущев посетил свиноферму. Редакция «Правды» обсуждает текст подписи под фотоснимком, который необходимо поместить на первой странице. Отвергаются варианты «Товарищ Хрущев среди свиней» и «Свиньи вокруг товарища Хрущева». Окончательный вариант подписи: «Третий слева – товарищ Хрущев»”. Вспомнили? Кто его рассказывал?
В нашей компании не так много народа. Все хорошие ребята. Неужели кто-то из них доносчик? Вася Горелый, Андрей Важнов, Миша Коровин, Валя Кочаев…
– Честно говоря, я как-то не помню, чтоб кто-то вообще рассказывал политические анекдоты.
– А вы вспомните, вы ведь в аспирантуру собираетесь поступать…
– Откуда…
– Мы все знаем. Ведь собираетесь же в аспирантуру?
– Собираюсь.
– Вот и подумайте над тем, о чем мы говорили во время нашей первой встречи…
Я старался не думать…
„Мне показалось странным, что нищий назначает размер милостыни и что просимая им сумма в двенадцать раз превосходит то, что обыкновенно подают в темноте…”».
Я оторвался от дневника. Потом еще раз перечитал имена и фамилии друзей Алексея Горлачева: Вася Горелый, Андрей Важнов, Миша Коровин, Валя Кочаев… Андрей Важнов, Андрей Важнов… Эта показалась мне знакомой. Где я мог слышать ее? И вроде бы совсем недавно.
Не вспомнил, и продолжил читать:
«Сколько еще остается непрочитанного, непонятого. Да, я хочу, хочу учиться дальше…
…
Ура! Мы с Мариной поступили в аспирантуру. Теперь я буду настоящим ученым. Тема мой будущей диссертации „Лоренс Стерн. Сентиментальное путешествие, как литература 21 века”. В аспирантуру поступили и Вася Горелый, и Андрей Важнов…
…
Меня снова вызывали в „комнату без номера”:
– Поздравляем с поступлением в аспирантуру.
– Спасибо.
– А ведь это мы вам помогли, рекомендовали.
– Спасибо.
– Надеюсь, мы найдем общий язык…
Не думаю…
…
Вызывали еще два раза. Я ничего не говорил Марине. Она увлеченно работает над своей диссертацией по „Запискам из мертвого дома” Достоевского. Мы собираемся расписаться…
…
Во время выборов в комитет комсомола я выступил на собрании. Мне было дико, что нашим идейным вожаком может стать нелучший студент – бывший троечник, неожи данно защитивший диплом „на пять” и неизвестно как поступивший в аспирантуру:
