– Спасибо за…
За что? За оргазмы? За секс? За эксперимент, который она никогда не забудет?
– За все, – еле выговорила она.
Так рассмеялся, легко прочитав мысли, кружившиеся в ее голове.
– Никогда не играй в покер, Кассиопея, – пробормотал он.
Он достал бумажник и вынул оттуда визитку. Его настоящую визитку, с настоящим номером телефона – не ту, что он обычно давал навязчивым поклонницам.
– Звони мне в любое время, если прихватит желание.
Так протянул ей визитку, и она посмотрела на нее, как на капсулу с ядом. Он широко улыбнулся. Большинство женщин благодарили бы Бога за такую удачу. Черт, его номер телефона в их горячих ручках – будет чем хвастаться всю оставшуюся жизнь.
Кэсси же застыла у стола.
– Не прихватит. Я взяла себя в руки. Да и места тут нет для этого…
У Така при ее последних словах взлетела бровь. Он не сомневался, что она имела в виду все эти свои высокие материи. Она не производила впечатления женщины, которая позволит чему-либо размыть ее ментальный фокус – особенно сейчас, когда ее ум полностью контролировал ее желания. Однако ее легкая нерешительность дала ему передышку.
Он шагнул вперед и положил визитку на стол:
– Пока, Кассиопея. Все было очень даже весело.
Не дожидаясь ответа, он повернулся и вышел из комнаты. Только подойдя к своей машине, Так понял, что было действительно «весело».
Не то чтобы, как обычно, смех в покатуху. Не как в Вегасе – с пачкой «зеленых» в кармане и блондинкой под руку, или веселье в Париже, или при отчаянном реве толпы на стадионе, после матча в четверг. Эти вещи определяли для него «веселье» до тех пор, как рухнула карьера и развалился его брак. Однако теперь они казались пустыми, как рекламная вывеска или фиглярство. Когда Так-качок старался утвердить себя как любимец города и душа любой компании.
Однако три дня в постели с Кэсси заставили его пересмотреть эту самооценку. О’кей, с ней не было разговоров, но не было и примитивной сексуальной гимнастики. В основном они исследовали тела друг друга. Просто прикосновения, и поглаживания, и слияние тел, потом медленное погружение в сон, и повторение всего сначала.
Однако он впервые за долгое время был самим собой. Просто мужчиной, а не распасовщиком, потому что Кэсси не только не имела ни малейшего понятия, кем был этот футболист, но и не дала бы за это и ломаного гроша. Он вдруг лишился всех титулов, стал анонимом.
Это-то и было «весело».
После ухода Така она некоторое время стояла как загипнотизированная, упершись взглядом в дверь. Веселье? Ей никогда не говорили, что с ней было «весело». Даже в детстве. Одноклассники называли ее гиком и мозговиком. Доктор нарек умной конфеткой. Учителя считали высокоодаренным ребенком. В университете консультант назвал ее уникумом.
Но «веселой» она никогда не была. До последнего времени.
Она взяла визитку, и его запах опять обволок ее, когда она провела ею по губам. Понадобилась вся ее воля для того, чтобы бросить карточку в мусорную корзину.
Три дня спустя Кэсси поняла, что она родила монстра – или, по крайней мере, вскормила его, – потому что ее либидо взялось за старое. Первый день прошел хорошо. Вскочив с постели, она чувствовала себя собранной и полной энергии, готовой опять жить своей мечтой. Но уже на следующее утро греховные мысли заполнили ее голову, она не могла сосредоточиться, лишилась способности анализировать даже самые простые данные, и ее интерес к науке упал почти до нуля.
И все вокруг напоминало ей Така. Даже когда смотрела на небо через мощный телескоп, она видела там пару его сияющих, как звезды, голубых глаз.
Профессор спросила утром, все ли у нее в порядке. Точнее, поинтересовалась, не тоскует ли она по дому. Как будто бы она была одной из пятнадцатилетних непосед, а не тридцатилетним астрономом, изучающим ауру Юпитера.
Даже в этот миг, в девять вечера, сидя за столом, она увидела в статье, которую читала, некое имя, начерканное на полях. Ну прямо как тинейджер! Но ведь она никогда не была таким тинейджером.
Кэсси передернуло от досады, и она положила ручку на стол. Но и это не помогло – ее тело явно вело себя предательски. Внутри ее все напряглось, ее тело возбуждалось, и знакомые ощущения прокатились волной по ее животу. Соски отвердели и заныли, едва она их коснулась. Та самая истома, что по-хозяйски поселилась у нее между ног и не давала ей спать. Кэсси взяла телефон, чтобы позвонить Джине, которая наверняка знала, что делать в таких случаях. Но в последний момент остановилась, не уверенная, что хочет выслушивать рекомендации подруги – или, хуже того, совет получить от Така побольше для успокоения своего либидо.
В конце концов, черт возьми, она же гений! И ее разум будет управлять ее телом, а не наоборот.
Она отложила статью, открыла свой ноутбук и стала смотреть на свежие фотографии. Полярные сияния на Юпитере были особенно ярки, обычно просто грандиозности и хаотической красоты Солнечной системы хватало, чтобы увлечь ее далеко за пределы их грешной земли.
Но явно не сегодня вечером.
Спустя полчаса Кэсси закрыла ноутбук, понимая, что есть только одно решение проблемы. Она чувствовала, что скользит вниз, в бездну, которая была ей слишком хорошо известна, и хочешь не хочешь, но этот качок оказался единственным спасением.
Да, она сказала ему, что к ней вернулся рассудок. И это была правда. Она сказала ему, что ее сексуальность больше никогда не выйдет из-под контроля. И это тоже была правда. Ей просто нужна еще одна ночь.
Но согласится ли он на еще одну ночь?
Внезапно решившись, она начала лихорадочно копаться в мусорной корзине. Наконец ее пальцы ухватили визитку на самом дне и услужливо поднесли к ее носу. Последовал глубокий вздох облегчения. Словно его неотвязные феромоны огненными метеорами пролетели через все ее существо и все доводы разума утонули в океане примитивых желаний.
Ее пальцы дрожали, пока она набирала номер. Ее сердце вздрогнуло, как от удара грома, когда она услышала один гудок, потом второй, третий… У нее перехватило дыхание при словах:
– Так слушает.
Его голос был низким и сексуальным, очень техасским, и ее мозг начал отключаться. Она открыла рот сказать что-то, но не вымолвила ни слова.
– Алло?
У Кэсси будто язык отнялся. Бог мой, она могла наизусть прочесть Хартию вольностей, Декларацию независимости и чуть не каждую военную речь Уинстона Черчилля, слово за словом, но затруднялась просто сказать «привет».
– Кассиопея… это ты?
Она все еще не могла вымолвить хотя бы одно словечко.
– Кэсси!
Его резкий возглас вывел ее из состояния сомнамбулы.
– Т… Так… Я…
