– Получше себя чувствуешь? – спросила Марии.
Кэсси кивнула:
– Да. Спасибо вам. – Ей и правда полегчало. Вечер с лучшими подругами отвлек от Така. Она даже смеялась дурашливым комментариям Джины и Риз по ходу фильма. – Спасибо, что приехали.
Благодаря подругам у нее затеплилась надежда. Нечего морочить самой себе голову чем-то непонятным, когда рядом такие замечательные женщины – стоит только им позвонить.
– Мне саму себя было жаль. Но больше – нет.
– Выглядишь лучше, – заметила Марии.
– Чувствую себя увереннее, – согласилась Кэсси.
– Хорошо. Значит, мы свое дело сделали, – улыбнулась Риз, опускаясь на свою подушку. – А теперь выключи свет, и мы немного поспим. Утром предстоит долгая дорога до Нью-Йорка, а нам уже не по восемнадцать лет.
Кэсси потянулась к выключателю и погасила свет. И над ней снова замерцали тысячи звезд.
– Вау! – воскликнула Джина.
– Кэсси, – прошептала Марии, – как красиво. Ты сама это сделала?
Глаза Кэсси наполнились слезами, звезды превратились в расплывчатые кружочки, потом заплясали и закрутились перед ее затуманенным взором.
– Нет, это сделал Так.
Внезапно боль внутри ее стала невыносимой и взорвалась с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Комок в ее горле рос, вызывая удушье, легким не хватало места в груди. Еще один комок, еще один всхлип, и она разразилась рыданиями.
Вот и «почувствовала себя увереннее»!
Риз приподнялась:
– Кэсси?!
Все загомонили. Марии поднялась и включила свет. Они смотрели на подругу, не зная, что сказать. Никогда не видели Кэсси плачущей. Только что она выглядела совсем по-другому.
– Кэсси? – Джина крепко ее обняла и погладила по волосам.
– Что случилось, дорогая? – пробормотала Риз, проводя ладонью по ее спине.
– Не знаю, что со мной. – Кэсси ткнулась носом в шею Джины. Ее все сильнее охватывал страх. Происходящее сильно напоминало кошмары тинейджерских лет, когда она боялась, что лишится рассудка. – Я не плачу. Я никогда не плачу. И хочу это остановить.
– Все о’кей, – добавила Марии. – Плачь сколько хочешь. Иногда хорошо поплакать. Вполне естественно в такой ситуации. Поверь мне, среди гиков это не принято, однако иногда, как женщине, лучше по-старомодному поплакать.
«Естественно»? Нелепость какая! Однако подруги смотрели на нее не как на сумасшедшую, и сама она не находила сил остановиться.
– Правда? – всхлипнула она.
Все закивали, и ей слегка полегчало, раз это неотъемлемая часть случившейся чертовщины, а не затягивающий ее мрачный водоворот. Она положила голову Джине на плечо и позволила слезам свободно течь по ее щекам.
Через двадцать минут она перестала плакать и только прерывисто вздыхала, убрав голову с плеча Джины. Риз протянула ей салфетки.
– Спасибо, – поблагодарила Кэсси. – Правда не знаю, что со мной в последнее время происходит.
– А тебе не приходило в голову, – как можно мягче поинтересовалась Джина, – что ты его любишь?
Риз и Марии переглянулись, словно недовольные, что эта мысль пришла в голову Джине, которая сама считала себя свободной от излишних эмоций.
Кэсси затрясла головой:
– Нет. Еоворю вам – не верю в любовь.
– Ну, иногда эта вера-не-вера не имеет значения, – вставила словечко Риз. Бог знает почему, любовь приходит в самый неподходящий момент. Порой самые здравомыслящие и благоразумные женщины оказываются перед ней бессильными.
– Нет, – повторила Кэсси. – Мы с ним знакомы всего месяц.
Я с Мейсоном была неделю знакома, – заметила Риз.
Кэсси фыркнула: чушь несусветная – через неделю!
– Нет! – повторила она.
– Ладно, о’кей. Скажи мне, что ты чувствуешь сейчас? Что чувствовала перед тем, как начала плакать? вообще после отъезда Така?
Но это точно не любовь. Я чувствовала…
Кэсси замялась. Она не привыкла говорить о своих чувствах. С ними всегда все было ясно. И сейчас она не могла подобрать нужных слов.
– Ну, скажи. – Марии подсела к ней поближе.
Я не могу сосредоточиться, и у меня болит… внутри. Непрерывно вспоминаю, как мы были вместе. Словно чувствую его запах. Не могу заснуть – а мне очень, очень надо высыпаться. Не чувствую вкуса еды. Потеряла интерес к моему исследованию. Я… не могу даже больше просто нормально думать.
Джина, Риз и Марии переглянулись. Джина заморгала. Риз усмехнулась. Марии хихикнула. И все они рассмеялись.
Кэсси недоуменно на них посмотрела:
– Что?
– Это любовь, глупышка, – сказала Риз.
Кэсси захлопала глазами: просто смехотворно!
– Нет! – мотнула головой она.
Никто еще не называл ее глупышкой, и Риз тоже не сойдет с рук столь абсурдное заявление.
– Я всего лишь рассказала одним махом о своих делах, и это говорило о проблемах с моей психикой. А вы мне про какую-то любовь рассказываете. Вот это-то глупо.
Она посмотрела на Джину и Марии, которые закивали в знак согласия с Риз.
– У тебя все симптомы, – подтвердила Марии.
– Сама поймешь, если вместо своих астрономических учебников и научных трудов почитаешь хорошую прозу или посмотришь романтические комедии, – добавила Джина.
Они говорили серьезно. Ужасно серьезно. И она им поверила. Лучших трех спецов во всем мире не сыскать, и они ни разу ее прежде не подводили.
– Это – любовь? Но любовь казалась мне чем-то чудесным. А сейчас ничего чудесного я не чувствую. – Она испытующе оглядела подруг в надежде, что они признают свою ошибку. – Ужасные ощущения. Это… высасывает.
– Да уж, – хохотнула Риз.
– Значит, я не схожу с ума? – Кэсси никак не могла прийти в себя.
– Ни капельки, – заверила ее Риз.
У Кэсси словно камень с сердца свалился, но она слегка испугалась. Что же теперь делать? Ее мать всю жизнь жалела, что влюбилась в ее отца.
– Как все это прекратить?
Риз покачала головой:
– Боюсь, ты окончательно приехала. Но кое-что сделать можно. Какие твои годы? Самое продуктивное время.
Марни напела свадебный марш – к немалому удивлению Кэсси.
– Я должна выйти за него замуж? Для моих родителей это добром не кончилось. Едва разговаривали друг с другом.
– Нет, – вздохнула Джина, посмотрев на Марни. – Просто… будь с ним. Хоть как – лишь бы это подходило вам обоим.
– Не артачься, – согласилась Риз. – Вы с ним как два голубка. Выбрось из головы все глупости. Прислушайся к своему сердцу.
