Если уж на то пошло, он мог бы взвалить ее на плечи и отнести в заднюю комнату. Сегодня он не желал слушать никаких «нет».
Кто-то подошел к нему сзади и дотронулся до плеча. С раздражением он повернулся и буркнул:
— Ну что еще?
— Можно тебя на минутку? — Перед ним стояла Реджина с независимым видом, подперев бок одной рукой.
— Чем могу быть полезным? — спросил он, выдерживая официальный тон перед сотрудниками, несмотря на то что еще несколько минут назад намеревался поступить как разъяренный дикарь.
Но своим напускным спокойствием он едва мог скрыть происходящую в нем внутреннюю борьбу. Теперь ему больше всего хотелось взять ее на руки как ребенка и поклясться, что все исправит. Как? — он не знал. Но обязательно исправит! Даже если она никогда не простит его, он должен доказать, что он не тот человек, который будет пренебрегать ее стремлениями и желаниями.
— Я попыталась поговорить с Эстер об этом, но она сказала, что сейчас ты занимаешься кадровыми вопросами. Поэтому я вынуждена обратиться к тебе. — Реджина говорила холодным тоном, но ее глаза выдавали боль и, как он надеялся, спрятанное глубоко в душе нежное чувство.
Дезмонд не мог предположить, о чем пойдет разговор, но упоминание о «кадровых вопросах» сразу насторожило и встревожило его.
— По поводу чего?
— По поводу рекомендаций. Я воспользовалась твоим советом и направила свое резюме в некоторые крупные и не очень крупные журналы, выходящие в Сан-Франциско. — Она тряхнула головой, пытаясь выглядеть непринужденной.
Надо думать, безуспешно, подумал он.
Реджина набрала полную грудь воздуха и, чеканя каждое слово, произнесла:
— Я буду признательна, если ты дашь хорошую рекомендацию, несмотря на все, что произошло между нами.
При мысли, что он потеряет ее, его охватило отчаяние.
— И не подумаю! — воскликнул он, вставая со стула и возвышаясь над ней.
— Послушай, Дезмонд! Тебе может не нравиться, что я пишу, но ты не станешь отрицать, что я проделала хорошую работу для газеты. Поэтому ты не можешь отказать мне в хорошей рекомендации и в возможности получить другую работу. — Она стояла перед ним, сжимая и разжимая кулаки.
— Могу. — И Дезмонд, не обращая внимания на взгляды сотрудников, схватил ее за руку и через весь зал вывел на лестничную площадку.
— Держи себя в рамках. Ты поступаешь безрассудно, — сказала Реджина, отступая к стене.
На ней был белый свободный свитер и обтягивающие джинсы, подчеркивающие линии ее бедер, и Дезмонду невыносимо захотелось прижать ее к себе.
— А не кажется ли тебе, что ты тоже поступаешь несколько безрассудно, пакуя чемоданы и рассылая повсюду резюме?
— Будет лучше, если ты скажешь, действительно ли ты планировал уволить сотрудников Эстер? — Она закусила накрашенные губы.
Дезмонд почувствовал некоторую неуверенность в ее голосе и обрадовался этому, потому как эта неуверенность подтверждала его догадку, что Реджина не настолько ожесточилась по отношению к нему, насколько хотела показать.
— Да, у меня был такой план, — признался он.
— Тогда почему ты считаешь безрассудным то, что я готовлюсь к переменам в моей жизни?
— Потому что Джеймс, Эстер и я решили возродить газету, начав снова публиковать новости, но я надеюсь одновременно сохранить обе рубрики.
После обеда Дезмонд должен был встретиться с бухгалтерами и представителями «Уэсткоуст Лтд.». Счетоводы не любили, чтобы их беспокоили между Рождеством и Новым годом, но все-таки согласились встретиться с ним.
— Но ведь нет никаких гарантий, — пожала плечами Реджина. — Так ты обещаешь дать мне хорошие рекомендации?
Это были не те слова, которые он надеялся услышать, и, чтобы немного успокоиться, он выждал минуту. Влажный и прохладный воздух на лестничной площадке вернул его к нерадостной действительности.
— Реджина! Я приношу свои извинения. Я не хотел тебя обижать и сделаю все, что от меня зависит, чтобы ты осталась работать в газете.
Дезмонд протянул руку, чтобы погладить ее по щеке, но она отстранилась. У него захолонуло сердце.
— Ты не понимаешь меня. — Она посмотрела на него широко открытыми глазами. — Я сержусь не из-за того, что ты хотел лишить меня работы. Я могу понять, как бы это ни было трудно, что тебе нужно спасти газету, даже за мой счет. — Она поежилась и обхватила себя руками. — Чего я не могу понять, это как ты мог лгать мне. После того, как ты спал со мной, узнал мои чаяния и надежды, мои страхи и ошибки…
Ее глаза наполнились слезами. Дезмонду захотелось дать себе хорошего пинка.
— Признаюсь, я не мог найти подходящего повода. Я несколько раз пытался поднять разговор об этом и подготовить тебя к нему.
— На рождественской вечеринке у Стеллы?
Дезмонд кивнул.
— Стелла перебила меня, когда плеснула на нас шампанским. К тому времени, когда я снова хотел заговорить об этом, я уже имел представление, что для тебя значила эта работа и почему. Я понял, каким жестоким для тебя будет удар. — Он снова хотел дотронуться до нее, но, передумав, засунул руки в задние карманы брюк. — Если ты поняла, почему я поступил так, можешь ли ты простить меня?
Она покачала головой, и длинный хвост, которым в их последнюю ночь она ласкала его, доводя до экстаза, перекинулся через ее плечо.
— Я могу простить тебя, но уже не могу вернуться к тому, что было между нами. — Ее голос дрогнул при этих словах. — Во-первых, когда я раскрылась перед тобой, ты предал меня. Во-вторых, ты все равно уедешь.
Реджина замолчала, а он, чувствуя свою вину, не решался нарушить возникшую паузу.
— Я принимаю твои извинения, Дезмонд. Но я возвращаюсь в Сан-Франциско.
Ее взгляд и тон, которым это было сказано, подтверждали, что она не шутит и не собирается менять свои намерения. Она вынырнула из-под его руки и пошла к выходу.
— Реджина, постой! — позвал он.
Она обернулась. На ее лице отразились все ее переживания, но уже через секунду оно превратилось в холодную маску. Дезмонд не поддался на этот обман, потому что успел увидеть спрятанные под маской чувства.
— Я слушаю.
— Если тебя не уволят, ты останешься? Ведь тебе здесь нравится.
Она не ответила.
— Молчание — знак согласия, — сказал он, а затем произнес слова, прозвучавшие как обещание: — Если ты останешься, я буду с тобой и перестану мотаться по свету.
Дезмонд понял, что настало время пустить корни, вернуться в семью и начать оседлую жизнь.
— Нет, не перестанешь. Тебе либо здесь надоест, либо возникнет какая-нибудь сложная ситуация, и ты улизнешь. Как это было всегда.
