— Держите меня в курсе, — предложил он на прощание. — Если там хоть с какого-то боку задействован Усов, то скоро на вашем горизонте могут появиться бог знает какие фигуры. В общем, желаю удачи.
Я вывела свой «Фольксваген» к воротам и остановилась, чтобы помахать рукой на прощание. Николай не ответил на мой жест. Его мрачная фигура с пультом в руках оставалась неподвижной. Он дождался, пока мой автомобиль покинет пределы его владений, и заблокировал вход.
Глава 9
Дома у Мити было тихо и темно. Мы приехали к нему в начале двенадцатого. Ангелина Павловна была еще возле больного и, как только мы появились, немедленно принялась собираться к себе.
— Как нехорошо получилось, — вздохнул Митя. — Ведь обычно я отпускаю ее в восемь. А тут такое… И ведь не объяснишь!
— А если и объяснишь — то неизвестно, захочет ли она понять и поверить, — поддакнула я. — Судя по ее сегодняшнему поведению — вряд ли.
— Да еще вдруг испугается и захочет взять расчет, — согласился со мной Митя. — Нет уж, лучше промолчать. Я попробую поговорить с ней завтра и предложу немного повысить ей зарплату…
На этих словах хлопнула дверь. Ангелина Павловна ушла, не прощаясь. Корнелюк грустно повздыхал и отправился навестить отца.
Я прошла к себе в бывшую детскую. Завалившись на мягкую постель, закинула руки за голову и стала внимательно рассматривать лепнину потолка. Глядя на завитушки и листики, я постаралась сосредоточиться и не думать о посторонних предметах.
Итак, что у нас есть на данный момент? Некий Жоржик из конторы Усова имеет интерес к Федору. Федор пытается убить Корнелюка. Вот, собственно, и все. Мотивы по-прежнему неизвестны.
Остается еще одна тоненькая ниточка — это гипотеза о том, что Ольга кому-то проговорилась о назначенной с Митей встрече.
Как бы их помирить и при этом выспросить у подружки Дмитрия Владимировича, кому и когда она умудрилась проговориться?
Может быть, предложить Мите позвонить Ольге и попросить у нее прощения? Пусть расскажет сам о своих бедах и проблемах, а потом мы вместе все обсудим. Впрочем, уже довольно поздно. Лучше завтра с утра.
Я с наслаждением потянулась и решила, что пора принимать душ и ложиться спать.
Пройдя по коридору к душевой комнате, я рванула дверь на себя и обомлела: оказывается, Дмитрий Владимирович Корнелюк уже навестил батюшку и теперь принимал водные процедуры. Он уже закончил помывку, когда я вторглась в самый неподходящий момент и, глядя на картину, которая открылась перед моими глазами, не могла сдержать улыбки.
Собственно, вины я не чувствовала. Просто дверь в душевую была снабжена звукоизоляционным покрытием и настолько плотно прилегала к полу, что не было даже крошечного зазора, через который прошел бы тонюсенький лучик света в виде сигнала, что помещение занято.
А запор на двери был такой хилый — едва державшийся в углублениях крючок, — что я просто-напросто вырвала его с мясом, хотя, как мне кажется, дернула дверь на себя, не прилагая сверхусилий.
Итак, насухо вытеревшийся махровым полотенцем — оно валялось тут же, под ногами, — Дмитрий Владимирович стоял в чем мать родила и внимательно изучал в зеркале свое отражение.
Рядом с ним лежал раскрытый журнал с цветными фотографиями, на которых раздетых красоток обнимали накачанные культуристы.
Судя по печальному лицу Дмитрия Владимировича, он занимался тем, что сравнивал свои параметры с изображенными на фотографиях, и, само собой, сравнение было отнюдь не в его пользу.
Увидев меня, Митя обомлел и попытался одной рукой спрятать журнал себе за спину, а другой прикрыть то, что называют «срамом» или, наоборот, «мужской гордостью». Делать два дела сразу довольно затруднительно, так что тяжелый журнал выскользнул из его пальцев и спланировал прямехонько к моим ногам, а усилия поймать его на лету свели на нет все попытки скрыть от моих глаз то, что болталось у него между ног.
Да и зачем, собственно, скрывать? Я нагнулась и, подняв журнал, протянула его Дмитрию Владимировичу. С участием глядя ему в глаза, я проговорила:
— Это потому, что вы смотрите сверху. Со стороны, а тем более в профиль, вид гораздо презентабельнее, поверьте.
— Что вы имеете в виду?
— Ваши гениталии, — пояснила я. — Когда вы смотрите на себя сверху, то они кажутся вам маленькими и невзрачными. Это обман зрения, можете мне поверить. Вот повернитесь. Видно в зеркало? Ну как?
— Ну, да…
— Видите разницу? — приободрила я его. — То-то. И вообще, это не повод для беспокойства. Если вы посмотрите на греческие скульптуры — идеалы мужской красоты, кстати говоря, — то ощутите себя просто-таки гигантом. Помните фигуру Давида?
Дмитрий Владимирович с готовностью кивнул. Теперь Корнелюк чувствовал себя гораздо свободнее и увереннее. Он расслабился, расправил плечи и постарался не сутулиться, вытягивая макушку вверх с каждым вдохом. Мне даже показалось, что в его глазах мелькнул интерес к моей персоне не только в качестве телохранителя.
— А насчет этого, — я кивнула на журнал, — тоже не стоит брать себе в голову. Это всего лишь фото, а не стандарт, которому вы должны соответствовать. И потом, если бы все были, как Шварценеггеры или Сталлоне, жить было бы очень скучно. Да и дамочки, если поглядеть, тут все однотипные…
Я взяла журнал и перелистала несколько страниц. Демонстрируя Мите фотографии, я продолжала свой сеанс психотерапии:
— Видите, у всех невероятных размеров груди, пухлые губы, и все, как на подбор, блондинки. Можно сказать, что это всего лишь некий условный образ, который на данном этапе считается эталоном сексуальности. Вот вам нравятся большие груди?
Дима замотал головой. Он медленно перевел глаза сначала на мои плечи, потом чуть ниже.
— Мне, — произнес Корнелюк чуть дрогнувшим голосом, — нравятся среднего размера, такие, как у вас. Можно я потрогаю?
— Вы будете спрашивать разрешения на каждый жест? — улыбнулась я. — Кстати, я намеревалась принять душ. Можете поучаствовать…
И Дима поучаствовал. Надо сказать, что лишать невинности молодого человека — занятие на любителя. Крайний непрофессионализм и отсутствие технической подготовки уравновешиваются всего-навсего мыслью, что ты в данном случае — первая.
Но Дмитрий Владимирович остался очень доволен. Мы сидели в просторной ванне, утопая в хлопьях пахучей хвойной пены, и отдыхали. Впрочем, чего тут отдыхать — Митя управился за три минуты.
Корнелюк пребывал в игривом расположении духа. Он то и дело чмокал меня в плечи и весело смеялся.
— Как забавно получается, — проговорил он, — вообще-то мужчина должен охранять и защищать женщину, а не наоборот.
— У нас сейчас все равны, — отшутилась я. — Феминизм даже в России потихоньку набирает силы и приносит кой-какие полезные плоды.
