И Усов для наглядности указал на два трупа, валявшихся на ковре его кабинета.
По коридору уже топали люди из охраны Бориса Николаевича. Усов пошептался с ними и, отдав распоряжения, вышел нас проводить.
— Опять с милицией разбираться, — тяжело вздохнул он, пожимая мне руку на прощание. — Мне бы ваши заботы, ребята…
Глава 12
Мой «Фольксваген» на предельной скорости мчался по шоссе.
Мы уже давно миновали черту города и теперь неслись в северном направлении — к городу Волгску. Собственно, город мы проскочили минут за двадцать — райцентр был, можно сказать, миниатюрным, и шоссе пролегало по касательной к его окраине.
Вскоре появилась развилка, и я свернула на Морозовское шоссе, чуть сбавив скорость. Ага, вот и столбик с цифрой «четыре». Я поехала совсем тихо и остановилась возле километровой отметки.
Впереди виднелись хозяйственные постройки — крыша амбара и приземистое здание мастерской, возле которой тарахтел трактор.
— Кажется, нам сюда, — показала я Мите на фермерское хозяйство. — Ну что, насчет Богомоленко ты тоже ничего не можешь сказать? Держу пари, что эту фамилию в первый раз слышишь.
— На что спорим?
— На поцелуй.
— Ты угадала, — улыбнулся Митя и подставил мне губы.
Корнелюк снова налился энергией и, стоя возле бордюра, смотрел на хозяйство Богомоленко, словно завоеватель, который готовится к налету на чужие владения. Вид у него был на редкость грозный, и я просто не узнавала в этом человеке студента-скрипача.
— Среди твоих предков не было тевтонских рыцарей? — спросила я с улыбкой.
— Вроде нет, — пожал плечами Митя. — Хотя я мало знаю о родственниках со стороны мамы. Я ведь говорил тебе, что они расстались с отцом, когда мне было всего три года. Папа сказал, что мама просто сбежала… Идиотская судьба, правда? Обычно бывают матери-одиночки, а тут — отец-одиночка. Дикое словосочетание!
— Всяко бывает… Послушай, а ты ведь мне говорил, что отец никогда не рассказывал тебе о матери.
— Ну да, — кивнул Митя. — Я просто подслушал как-то раз разговор отца по телефону. Он был тогда выпивши и не заметил, что я спрятался за диваном. Отец очень скрытен и никогда не посвящал меня в свои дела. Я ничего не знал ни о его работе, ни о его коллегах; два эти мира — дом и работа — были разделены непробиваемой стеной. И вообще, отец не любил проявлять свои чувства, говорить о своих проблемах. Такой, знаешь, человек из железа.
Корнелюк медленно прохаживался по обочине, рассеянно пиная встречавшиеся на его пути камушки носком своего ботинка. Похоже, воспоминания о детстве что-то в нем разбередили, и ему нужно было выговориться, тем паче что рядом с ним был благодарный слушатель.
— Впрочем, когда отец уже плохо себя чувствовал, он очень беспокоился, — вдруг поднял голову Митя. — Говорил, что ему срочно нужно сделать одно дело и он боится, что болезнь этому помешает.
— Вот как? — оживилась я. — А что именно он имел в виду?
— Не знаю, — пожал плечами Митя. — Я так понял, что-то связанное с далеким прошлым. Кажется, он хотел уладить отношения с каким-то человеком. Я тогда, помнится, подумал, что отцу нужен постельный режим, а не какие-то дела… А через тридцать минут у него отнялась речь. А потом и конечности…
Корнелюк вздохнул и расправил плечи, как будто собирался взлететь. Потянувшись, он с грустью произнес, обращаясь ко мне:
— Так что теперь мы ничего от папы не узнаем. Придется разбираться самим. Ну что, поехали? Надеюсь, тут все обойдется без пальбы.
— Да уж хотелось бы, — хмыкнула я, усаживаясь за руль. — Можешь не пристегиваться…
Машина взревела и не без труда перевалила через насыпь. Мы теперь ехали по разбитой дороге, так что скорость пришлось снизить. Хорошо еще, что солнце продолжало торчать на небе и сушить землю; если бы хлынул дождь — ни за что бы мы тут не проехали.
Я подрулила к распахнутым дверям амбара — как раз на то место, где с обочины нам было заметно какое-то движение, — и заглушила мотор.
Опустив стекло, я крикнула:
— Есть кто живой?
Молчание, говорят, знак согласия. Но тем не менее никто не вышел из широко распахнутых дверей. Я пожала плечами и вылезла из машины. Митя вышел следом и в нерешительности остановился.
— Как-то здесь неуютно, — проговорил он, поднимая воротник пиджака.
Действительно, огромные безлюдные пространства, простиравшиеся вокруг, выглядели тревожно. Я почувствовала зуд под лопаткой — верный знак того, что впереди нас поджидает опасность, и, обреченно вздохнув, проверила, положила ли я в сумочку пистолет.
— Пошли, а то мы тут с тобой так ничего и не выстоим, — скомандовала я Мите и решительным шагом направилась к амбару.
Заглянув в проем, я повела носом. Навоз, алебастр, какие-то удобрения, запах машинного масла. Дальше в темноте какие-то железяки, веялки-сеялки, но людей не было видно. На языке появился железный привкус, я ощутила холод — амбар не отапливался, и тут мой слух уловил какое-то шевеление в глубине помещения. Я медленно стала продвигаться вперед, стараясь ступать потише. Митя Корнелюк осторожно шел следом, но все время шмыгал носом, нарушая всякую конспирацию.
Впереди замаячило что-то белое. Рубашка, халат, тулупчик? Скорее, последнее. Кажется, человек. Стоит к нам спиной, нагнувшись над каким-то ящиком. Митя осторожно тронул меня за локоть, но я кивнула, не оглядываясь, — вижу, мол, сама.
— Ау! — позвала я. — У вас, между прочим, гости. Вы нас слышите?
Никакой реакции. Человек по-прежнему стоял в прежней позе, не подавая никаких признаков того, что он нас услышал. Мы приблизились еще на несколько шагов. Я чувствовала, как сильно бьется мое сердце, а что касается Мити, то его насморк как рукой сняло — страх, господа, лучшее лекарство от простуды и аллергии.
— Нам нужен Богомоленко, — снова подала я голос. — Вы знаете, где его можно найти? У нас к нему разговор минут на десять.
Произошло чудо. Человек соизволил откликнуться на наш вопрос:
— Это я.
— Ну тогда, может быть, вы повернетесь к нам фасадом?
— Угу, — раздался глухой голос. Богомоленко резко развернулся и с криком: «А ну уматывайте отсюда, сволочи!» — выстрелил.
Пока Богомоленко разворачивался, я втолкнула Митю за дощатую загородку, к которой был прислонен высокий железный щит, так что мой клиент был в безопасности. В то же время я выхватила пистолет и выстрелила, метя, впрочем, не в Богомоленко, а в спусковой механизм его бандуры.
Черт возьми, как я сразу не догадалась, что у него в руках двухстволка! Выходит, этот гад просто-напросто подпускал нас поближе!
Но зачем? Ведь Богомоленко стрелял вовсе не в нас, а поверх голов.
