— А, — Агеева посмотрела на меня, — в двадцать седьмой. Она заходила сегодня к нам повидаться. Вы были без сознания.
Я перебралась в коляску и попросила Александра отвезти меня к Алле.
— Сможешь с больной-то рукой?
— Смогу, — уверенно ответил он и покатил меня к двери так быстро, что я прикрикнула на него:
— Осторожно, не изуродуй меня больше, чем уже есть!
— А зачем вы хотите к Алле? — крикнула вдогонку Агеева. — Она все равно ничего не скажет, у нее памяти нет.
— А может, мне удастся помочь ей ее восстановить, — буркнула я, подозревая, что Алла Осиповна просто боится сказать правду представителям правоохранительных органов, симулируя потерю памяти, и думает, что если придурится и будет молчать, то ее не тронут.
Охранник в форме младшего лейтенанта, дежуривший в коридоре, вскочил, как только мы с Александром оказались за дверью.
— Так, куда это вы собрались? — поинтересовался он ехидно.
— В туалет. А что, нельзя? — с вызовом спросила я. — Я что, арестована? Вам велено меня стеречь?
— Да вообще-то нет, — пробормотал он озадаченно. — Я охранял Агееву. Теперь же, как того гада взяли, охрану вообще собираются снимать.
— Что? — не поверила я своим ушам. — Как снимать?
— Ну, а зачем она нужна? — пожал плечами лейтенант. — Преступник схвачен. Со сломанным позвоночником он стал не таким прытким.
— Так что, можно мне в туалет, или обмочиться прямо здесь? — враждебно спросила я.
— Ну, езжайте, — нахмурился он.
Получив разрешение, Александр чуть ли не бегом покатил меня по коридору, лихо объезжая ковылявших больных.
— Вот засранец, говорю же, помедленней! — рявкнула я на него, и эхо от моих слов полетело вперед, опережая коляску и разносясь в гулких больничных коридорах. У палаты двадцать семь тоже дежурил постовой, мрачного вида тип лет сорока, седой, коренастый, с сержантскими нашивками.
— Здрасьте, — поздоровался с ним запыхавшийся Александр, притормаживая.
— Здрасьте, здрасьте, — протянул он, криво улыбаясь. — Что, устроили здесь гонки?
— Да вроде того, — растянула я губы в дружелюбной улыбке. — А нельзя ли нам повидаться с Аллой Корноуховой?
— А вы кто? — подозрительно спросил постовой. — Родственники? Вообще-то пускать к ней никого нельзя.
— Мы родственники, — сказала я, будто не замечая его последних слов. — Это ее племянник, — я указала на Александра, — а я сестра ее мужа, Алиса. — Говоря это, я опасалась несдержанности Александра, что он меня заложит. Но он промолчал, пялясь на пистолет милиционера.
— И вы хотите ее навестить, — кивнул охранник, хитро щурясь на нас.
— Я недавно слышала, что охрану собираются у нас снимать. Все утряслось, — намекнула я сержанту, — к чему эти допросы?
— Может быть, где и снимут, только не здесь, — отрезал сержант и подбоченился: — Я не при исполнении, я дежурю здесь как частное лицо. Алла Осиповна наняла меня лично.
— Так, мне без разницы. Передайте ей, что у меня есть важный разговор к ней, — потребовала я.
— Одну минуту, — осклабился сержант и вошел в палату. Вышел он меньше чем через минуту, указал на меня: — Вы проходите, а племянник останется здесь со мной.
Я хотела было воспротивиться, однако сообразила, что это даже лучше для моего плана.
— Давайте я вас закачу, — подошел ко мне сержант.
— Не прикасайтесь! — воскликнула я оскорбленно. — Вы что, меня за немощную принимаете?! Идите старушек через дорогу переводите!
— Ну и катитесь, — махнул рукой сержант, открыл передо мной дверь и закрыл, когда я въехала внутрь.
Алла Осиповна, здорово осунувшаяся и потерявшая весь свой лоск со времен нашей последней встречи, приподнялась на кровати и некоторое время разглядывала меня. Выражение страдания быстро сменилось на ее лице выражением недоумения, а потом страха. Я почти физически ощутила, что она готова закричать, поэтому подняла палец под пледом, прикрывавшим мне колени, изображая спрятанный пистолет.
— Один звук — и я выстрелю, — мой голос был холоден и бесстрастен.
— Что вы от меня хотите? — хрипло прошептала Алла Осиповна, тараща глаза на мой палец под пледом.
— Я хочу, чтобы вы рассказали милиции всю правду о том, что произошло в вашей квартире ночью, — ответила я спокойно. Мой взгляд скользил по рукам женщины, забинтованным почти до плеч.
— Но я ничего не помню, — возразила Алла Осиповна так искренне, как могла, — клянусь вам чем захотите, я потеряла память!
— Если так, то ваш муж Глеб пришлет к вам своих убийц снова, и они закончат свое дело, — небрежно сказала я.
— Но Глеб мертв, — вытаращилась на меня она, как на сумасшедшую.
— Нет, он жив, — возразила я, — у меня есть доказательства, что он, имитировав свою смерть, сбежал за границу и жил там все это время. А вернулся сюда, чтобы получить наследство Всеволода и расквитаться с вами и с вашим любовником Фирсовым.
Вместо того чтобы продолжать возражать, Алла Осиповна произнесла с потрясенным выражением лица:
— Я ведь чувствовала это, каким-то шестым чувством, но чувствовала! Так это он Эдика приказал покалечить! Но откуда он узнал про нас?
— Он прошел медицинское обследование, которое выявило у него врожденный порок, не позволяющий ему в принципе иметь детей, — ответила я.
Алла Осиповна пригляделась ко мне пристальнее и проговорила удивленно:
— А вы же та женщина-следователь, из прокуратуры. Почему вы здесь и угрожаете мне?
— Потому что из-за вашего нежелания помочь следствию мне чуть голову не отстрелили, — злобно сказала я, сверля ее взглядом, — мне уже все надоело. Я в таком состоянии, что готова удушить вас голыми руками. Моей жизни угрожают, а вы тут сидите и изображаете из себя беспамятную. Я на грани! Вы слышите, на грани!
— Вы не посмеете выстрелить, — задумчиво сказала она.
— Конечно, нет, — прекратив ломать комедию, я убрала руку из-под пледа и повесила плед на подлокотник, — я просто скажу газетчикам, что вы все мне рассказали и никакой потери памяти у вас нет и в помине. Если вы продолжите валять ваньку, вас точно убьют.
— Я буду все отрицать! — с отчаянием в глазах воскликнула Алла Осиповна. — Вы ничего не докажете!
— Что мне надо доказывать? Что вас пытался убить высокий, худой мужчина с бледным лицом и хотел обставить все как самоубийство? — как бы невзначай сказала я. — Это я и так знаю. Мы в двух шагах от его задержания. Ваши показания нужны, чтобы осудить его. Без этого он может вывернуться. А охрана у ваших дверей слабовата.
Алла Осиповна не могла вымолвить ни слова. Ее глаза готовы были вылезти из орбит, а рот образовал идеальный овал.
