– Бесконечно определенно. Вы знаете этих финансовых дельцов.– Гаусс заморгал.– Дельцов типа Лумиса, вы понимаете. Вы совершенно другой человек, мой старый друг.
– Лумис уверен, что деньги будут в конце концов?
– В конце концов.– Тонкий рот немца скривился, будто у этих слов был неприятный привкус. Он замолчал.
Палмер встал.
– Гаусс, боюсь, я уже должен двигаться. Было очень приятно поговорить с вами, хотя я и не смог вам помочь.– Он стоял, ожидая, когда старый человек тоже поднимется. Вместо этого Гаусс сидел, навалившись грудью на стол, глаза устремлены на кольцо и стрелу из воды.– Где вы остановились в городе? – продолжал Палмер, надеясь как-то встряхнуть его и вывести из транса.
Гаусс продолжал молчать. Палмер откашлялся. Положение, сообразил он, может скоро выйти из-под его контроля. Теперь он пожалел, что дал Гауссу три порции виски… или же вообще позволил ему пить.
– Гаусс,– спросил он,– вам нехорошо?
Маленький человек заморгал. Взгляд его медленно переместился вверх, на лицо Палмера.
– Я хочу кое-что сказать вам,– произнес он тихим хриплым голосом.– Они меня не посылали. Я притворился, что это они послали. Но они даже не знают об этом. Они и не представляют, что мы знаем друг друга.
– Это была целиком ваша идея?
Гаусс кивнул:
– Пожалуйста.
– Что?
– Сядьте, пожалуйста.
Палмер посмотрел на стенные часы. Через десять минут у него встреча с Вирджинией.
– Только на одну-две минуты,– сказал он, усаживаясь за стол напротив Гаусса.– А потом я действительно должен уйти.
– Конечно,– медленно улыбнулся Гаусс, но не Палмеру, а нарисованному на столе знаку.– Это знак мужчины,– сказал он, дотрагиваясь до него пальцем.– Это также знак железа. А кроме того, планеты Марс. Странно.– Он еще очень долго сидел, улыбаясь и ничего не говоря.
– Гаусс, я спешу.
– Да. Да. Да.– Старый человек, казалось, взял себя в руки.– В моих возможностях,– сказал он гораздо громче,– сделать имя Гаусса более знаменитым, чем когда-либо мог это сделать Карл Фридрих. Они назовут его «тот, другой Гаусс». И когда будут упоминать Гаусса, то это буду я, Гейнц Вальтер Гаусс, du kennst
[42]
.
– Надеюсь, так и будет.
Гаусс покачал головой:
– Na. Na. Вы не очень любите меня, mein alter Freund
[43]
. Ваши слова лишены чувства, потому что вы торопитесь, а я вас задерживаю, nicht wahr?
[44]
И вас раздражает мой проклятый эгоизм. Но я знаю. Я знаю, что прав. Это в моей власти.
– О чем вы? – спросил Палмер, жалея, что он вообще пригласил сюда этого болтливого старика.
– Я говорил, что другой Гаусс изучал магнетизм, да? – начал немец.– Я тоже еще в молодости занимался некоторыми опытами по магнетизму. Вы знакомы с поздними гипотезами Эйнштейна? Магнитное происхождение гравитационного поля Земли?
[45]
– Совершенно не знаком,– признался Палмер.
– В Германии я не имел к ним доступа,– продолжал Гаусс.– Этот человек был еврей. Но когда после войны я наткнулся на его работу, это опять было déjà vu. В своем воображении я уже видел это. Избранный ариец и опальный еврей. Вы знаете, как много времени я потерял – мир потерял,– потому что не имел понятия о работе Эйнштейна.
Гаусс водил указательным пальцем по знаку, изображенному на поверхности стола.– Очевидная, простая, элементарная истина. По крайней мере, как только Эйнштейн объяснил это, стало очевидно, насколько это все просто. И если гравитация является магнитной силой, теоретически ей может противодействовать равная противоположная магнитная сила. Вам понятно?
Палмер кивнул:
– На практике, конечно, это не может быть осуществлено.
– В науке нет «конечно».– Гаусс бросил на Палмера быстрый взгляд.– Теперь следите внимательно. Магниты, необходимые для противодействия силе тяготения, были бы слишком тяжелы, чтобы поднять самих себя с земли. Проблема ясна. Добавьте больше магнитной силы, добавится больше веса, добавится больше неудач. Это можно доказать на бумаге, так что никто не терял на это времени. Ясно?
– Ясно.
– За последние несколько лет,– продолжал Гаусс,– возникла новая область – физика низких температур. Мы охлаждаем тело, приближая, насколько возможно, его температуру к абсолютному нулю, и изучаем, что с ним происходит. Имеете представление об этом?
– Очень смутное. Кажется, четыреста градусов ниже нуля?
Гаусс нетерпеливо махнул рукой.
– Не важно. Между тем в «Бэлл» и в «Вестингауз» сконструировали электромагнит и сократили до минимума потери. Таким образом были созданы сверхмагниты. Но каждый электромагнит имеет ферромагнитный сердечник. Железо. Никель. Кобальт. Любое из группы железа. Так?
– Раз вы так говорите…
Немец пожал плечами:
– Это факт. Был. До недавнего времени. Но…– Он снял со стола свой палец и указал им в потолок:– Сверхохлаждение показывает, что другие металлы, некоторые неметаллы и определенные сплавы могут стать высокомагнитными.
– Понимаю,– сказал Палмер.– Более магнитными, чем группа железа.
– Правильнее сказать,– поправил Гаусс, его голос стал очень спокойным,– феноменально более магнитными. Я взял на время одну из наших джет-теховских охлаждающих установок. Ни один человек не знал, зачем она мне нужна. Кроме того, я взял на время описание различных экспериментов, проводимых в «Белл» и в «Вестингауз». Произошла очень странная вещь. О ней знает только один человек, один из моих ассистентов, Кармер, человек, почти лишенный воображения. Он помогал мне и видел то же, что видел я. Но он не имеет понятия о том, что это означает.– Старик замолчал и на мгновение задумался.
– Продолжайте,– сказал Палмер.
Гаусс кивнул:
– Попытайтесь представить это. В охлаждающей камере имеется прозрачное кварцевое окошко. Вы можете наблюдать, что происходит с охлаждаемым веществом. Сплав берется в форме бруска, около четырех дюймов в длину и полутора дюймов в ширину. Конечно, он имеет электромагнитную обмотку. Я снижаю его температуру до 10° Кельвина или же минус 263°С. Затем я пропускаю через обмотку сфазированный пульсирующий ток. Я увеличиваю силу тока и регулирую фазу. И вот что я вижу – что Кармер и я видим – через кварцевое окошко. Магнит – сердечник и обмотка,– весящий около двух фунтов, медленно поднимается со дна камеры и парит в воздухе.
