Уилсон слушал музыку, глядя на многолюдную улицу. В послеполуденный час пивная была пуста, если не считать пары негров, упившихся до потери сознания и лежавших ничком на грязном полу. Бен Ганн восседал за стойкой на трехногом стуле, покуривая марихуану. Глаза у него были красные. Неровные, вселяющие ужас пучки волос перехватывала матерчатая лента. Нездоровая кожа имела оттенок пережаренного кофе. Тараканы размером с ладонь Уилсона беспрепятственно бегали по стойке: Бен Ганн не обращал на них никакого внимания.
Бурсали, заверив Уилсона в том, что лихорадка денге лишь временно поражает печень, заказал очередную бутылку «рамфустиана». У доктора в рваном саквояже, скрепленном скотчем, лежали около десяти фунтов раковин и несколько итальянских банкнот. Он крепко держал сумку между ног.
— Я вам говорил, на этом острове нечего делать, кроме как пить, — сказал он Уилсону.
— Возможно, вам, — ответил Уилсон. — Но я уберусь отсюда, как только вернется Крикет.
Бурсали потряс головой:
— Несбыточная надежда. Тридцать Капитанов не позволят вам уйти. Этот остров — секрет международного значения. Вы когда-нибудь видели в «Нью-Йорк тайме» заголовок типа «У берегов Африки обнаружен пиратский рай. Работорговля — процветает»? И не увидите. Если он, паче чаяния, появится, декадентские сообщества Запада вынуждены будут что-то предпринять. А это не понравится определенным кругам Европы, Америки и Японии, которые зарабатывают здесь большие деньги.
— Я до сих пор с трудом в это верю. — Уилсон махнул рукой в сторону поглощенного активной деятельностью порта. — Пираты! Тысячи пиратов. А «Тридцать Капитанов» вообще звучит как цитата из «Джилберта и Салливана». Кто они такие? Откуда пришли?
— Это нищие и бродяги со всего света, — пояснил Бурсали, — затравленные члены всех запрещенных партий, отчаянные смельчаки всех национальностей. В том, что они здесь собрались, нет ничего удивительного; эти осиные гнезда появляются как грибы после дождя на окраинах мира. Вспомните семнадцатый век: великая пиратская республика в Порт-Ройал на Ямайке, девятнадцатый век: Кампеш и Ки-Уэст. Пираты рангом ниже капитана могут «завязать» только на Четырех Саблях. На противоположной стороне острова есть нечто вроде санатория для состарившихся морских разбойников — небольшая деревня с серным источником. Они ее называют Пеглег-Бей. Если кто-то выразит желание пожить в другом месте, то найдет его на дне морском.
— Этот человек прав, — подал голос Бен Ганн из-за стойки. — Наше место на Четырех Саблях. А когда мы умрем, могилой нам станет море. Таков устав, парень. Что пиратов, что пленников — всех за борт.
— Но вы, Уилсон, другое дело, — добавил Бурсали шепотом. — Страшно сказать, до чего другое. Боюсь, до отставки вам не дожить.
У Уилсона, как всегда, по спине побежали мурашки.
— О Боже…
— Конечно, это меня не касается, но, насколько я слышал, насчет вашей любовницы Пейдж есть договоренность.
— Да, парень, она женщина Португи, — сообщил Бен из-за стойки. — Португи больше не с кем трахаться.
— Заткнись, Бен, — приказал доктор.
— Он председатель совета Тридцати Капитанов, он…
— Нет! — Уилсон стукнул кулаком по столу. — Я не хочу знать. Что бы там ни было.
Доктор пожал плечами, мол, не хочешь — не надо.
— Тот, кого не волнует, что небо вот-вот упадет ему на голову, умный человек, — изрек Бен Ганн, — ибо никакая шляпа не спасет его от удара.
8
Прошло три дня.
Уилсон принимал холодную ванну. Неожиданно перед ним возник Бурсали. Глаза широко раскрыты, одежда в беспорядке, перегар — как обычно.
— Вы не стучите? — удивился Уилсон.
— Я не мог, — ответил доктор. — В этом доме нет дверей. Вытирайтесь и одевайтесь. Вам кое-что нужно видеть.
— Мы идем в город?
— Да.
Уилсону еще не доводилось бывать в городе лачуг вечером. Сам доктор предостерегал его от этого мероприятия.
— А разве не опасно? Доктор отмахнулся:
— При всех тех микробах, что здесь благоденствуют, и дышать опасно.
По темным неухоженным улицам Бурсали привел Уилсона к невольничьему рынку. Оказавшись за колючей проволокой, Уилсон обратил внимание на скопление людей около барака. Одни мужчины в деловых костюмах толпились у распахнутой двери, другие стояли поодаль небольшими группами и тихо переговаривались. Из барака лился яркий белый свет. Уилсон услышал чихание и треск генераторов. В воздухе резко пахло бензином.
— Что происходит?
— Ночной бал, — пояснил Бурсали. — А я доктор по вызову на тот случай, если кто-нибудь подвернет ногу. Идемте.
Внутри ангар освещался прожекторами, укрепленными на стропилах. Воняло потом, смолой и дезинфекцией, прямо как в школьном спортзале. Зрительская трибуна располагалась вдоль стены, деревянная платформа перед ней была с баскетбольную площадку. Уилсон и доктор остановились сбоку от трибуны, футах в тридцати от помоста. Вскоре Уилсону жутко шибануло в нос.
— Они выходят из камер, — сказал доктор. — Вы чувствуете их запах. Отдрайте барак сверху донизу, обработайте самыми мощными химикатами, все равно он будет вонять. Верь я в Бога, сказал бы, что вообще весь этот остров смердит аж до райских врат.
Зрительскую трибуну начали заполнять европейцы (чисто выбритые лица как полумесяцы над белыми сорочками и одноцветными галстуками), японцы (в руках неизменные калькуляторы), арабы (новомодные костюмы, на пальцах бриллиантовые кольца). Послышался приглушенный говор на универсальном языке, принятом в деловых кругах.
Привели первую партию рабов: десять молодых бупандийцев, прикованных друг к другу цепями из нержавеющей стали, кольца цепей в свете прожекторов блестели подобно монетам. Уилсон увидел отчаяние в глазах африканцев, почувствовал запах ужаса, волнами исходивший от черных тел. Предпоследний парень упал на колени и стал молиться своему богу громким истерическим голосом, его подняли на ноги ударами кнутов.
Торговля шла на английском языке, синхронно переводившемся на дюжину других языков через наушники. Высокий аукционист в смокинге изъяснялся как человек образованный, тем не менее его речь казалась Уилсону мерзким жаргоном:
— Комплект из десяти сильных самцов для полевых работ. Что я могу сказать? Все хороших кровей, доставлены прямо из джунглей и сертифицированы врачами нашей компании. Гарантия — шесть месяцев трудоспособности в тяжелых условиях за исключением несчастных случаев. Пятьдесят тысяч американских долларов. Кто больше?
Бизнесмены принялись поднимать карандаши, и цена пошла вверх. Лот был продан за семьдесят пять тысяч.
Второй лот, семь крупных анду из горного клана, известного своей выносливостью, ушел за сумму в полтора раза больше. В течение последующих часов хорошо одетые представители промышленных держав Востока и Запада приобрели восемьсот африканцев — мужчин, женщин и детей.
