Тетушка раскрыла книгу и попыталась немедленно углубиться в ее содержание.
— Я же еще не ушла, — рассмеялась я. — Скажи-ка мне лучше, не приходилось ли тебе сталкиваться вот с какими людьми.
И я перечислила знакомых Симбирцева в последовательности нашей вчерашней трассы.
— Ну как же! — всплеснула руками тетя Мила. — Приходилось. Лично, правда, только с генералом, ну а насчет остальных наслышана.
Я внимательно выслушала тетю, тщательно запоминая все характеристики. Информация для размышления была более чем исчерпывающая.
— Честно говоря, военных я всегда недолюбливала, — призналась мне тетя Мила. — Были, разумеется, и среди них достойные люди. Но в целом…
Она пожала плечами и улыбнулась. Я видела у нее в альбоме старую фотографию стройного капитана с какой-то нежной надписью с орфографическими ошибками и решила, что это один из ее ухажеров. Даже, может быть, потенциальный жених… Так что отношение тети Милы к военным может быть замешано на личной почве.
— А что касается генерала Гольдштейна, то могу сказать, что частенько его фамилия упоминалась в связи с учебным заведением, начальником которого он является. Была там одна история…
Тетушка задумалась, уставя глаза в потолок с начинавшей желтеть побелкой.
— Да, три года назад. Понимаешь, Женя, многим молодым ребятам не хочется служить. Их можно понять, особенно сейчас. Ну да ладно, дело не в эмоциях. Так вот, Гольдштейн мог принять в училище парня, которого должны вот-вот загрести по призыву. Понимаешь?
Я кивнула.
— Юноша кантуется там какое-то время, может быть, и все два года целиком, а потом его отчисляют. Почти идеальный вариант, если учесть, что училище находится в городе и по выходным можно жить дома.
— А в чем же история?
— Так это же не за бесплатно делается, — улыбнулась тетушка. — Не знаю, с чего в тот раз возник сыр-бор, только было возбуждено уголовное дело. Даже в прессе что-то такое начало появляться.
— Дело против генерала?
— Нет, — поправила меня тетя Мила. — По факту взяток, если я не ошибаюсь. Конечно, метили в Гольдштейна, потому что он принимал решения. Но внезапно дело прикрыли. Комиссия приехала, поработала, уволили, кажется, начальника кадрового отдела — и все.
— Вот как? А что говорили насчет людей, которые помогли генералу?
— Намекали, что не обошлось без лапы на самом верху местного руководства. Если не ошибаюсь, за него хлопотал один обкомовский деятель.
— А фамилию не припомните? — с надеждой спросила я. — Или хотя бы должность.
— Сейчас-сейчас… Ну да, конечно. Тот самый второй зам по культуре, который теперь курирует фирму, в которой ты работаешь.
— Любопытно, — сделала я пометку в своей памяти. — А что насчет Бахха?
— Бахха?
— Иннокентия Далматова, — быстро поправилась я, поняв, что тетушка Мила не в курсе псевдонима местной знаменитости.
— У меня на лекциях была его двоюродная тетка. Такая надменная грассирующая дама. Далматовы, кстати сказать, из дворян… Она защищалась в экономическом по основам конституционного строя. Тогда еще, помнится, законы менялись чуть ли не ежедневно, и надо было быстро протолкнуть ее диссертацию. Мы часто встречались у меня дома, и она, пока мы чаевничали, рассказывала про родню. Что же там такое было про Иннокентия?
Я представила себе Бахха с точки зрения его родственницы дворянских кровей. Картина получилась не очень привлекательная…
— Ах да! — всплеснула руками тетушка. — У ее племянника тогда были проблемы, как выражалась Далматова. По мне, проблемы — это когда каблук отвалился и надо новую обувь покупать. А вот для потомков Рюрика, моя дорогая, проблемами оказывается то, что на нормальном языке называется криминал.
— Даже так? — приподняла я брови, готовясь услышать что-нибудь интересное.
— Видишь ли, дорогая, Иннокентий Далматов влип в одно очень неприятное дело. Речь шла о наркотиках. Ты ведь знаешь, дорогая, что среди музыкантов этот порок, увы, очень распространен.
— Так он наркоман?
— Нет, что ты! — замахала руками тетушка. — Просто у кого-то на пирушке после концерта нашли героин. Кстати, все произошло на редкость банально — музыканты очень шумели, и соседи вызвали милицию. Так что это была досадная случайность.
— Так героин нашли у Кеши Далматова? — уточнила я. — И его отмазали?
— Можно сказать и так, — согласилась Мила. — Я посоветовала тетке Иннокентия обратиться к одному адвокату, который работал в одном спортивном фонде, но иногда помогал по знакомству и на стороне, используя свои связи. Кстати, в том самом фонде, который опекает фирму, куда ты устроилась.
— Солидные у меня, выходит, покровители, — констатировала я.
— О да! — покачала головой тетушка. — Если уж им удалось в свое время продвинуть во власть этого Бурденко, то о чем уж говорить!
— И ему оказывал поддержку «Налим»? Ну, не сам «Налим», а те, кто за ним стоит?
— Конечно, моя дорогая! — горячо подтвердила тетушка. — Был такой промежуток, когда э-э… бандиты, будем говорить прямо, могли быстро легализоваться. Это происходило в тех случаях, когда они находили общий язык с местными властями.
— И Бурденко оказался из таких, из прытких и не связанных воровской клятвой?
— Не знаю, как там с клятвами, но он быстро возглавил какой-то демократический фронт и стал вести себя так, словно он ни разу финки в руках не держал. Впрочем, — добавила тетя, — кажется, он сидел за то, что называлось при советской власти «экономическими преступлениями». Потом, в перестройку, само собой, был оправдан подчистую. Даже компенсацию получил.
— Мне подсказывает инстинкт, что и четвертый человек, о котором я спрашивала вас, тоже не миновал «Налим» в своей биографии.
— Пономарев? — даже удивилась тетушка. — Разумеется. Ведь он является одним из попечителей того самого спортивного фонда, который и учредил «Налим». Разве я тебе об этом не говорила?..
Дома я приняла контрастный душ и, немного подумав, не стала обновлять свой гардероб. Хотя, что и скрывать, очень хотелось…
За мной заехали в половине второго. Я была уже готова к поездке и сидела на кухне, докуривая немецкую ментоловую сигарету.
В машине меня ждал строгий и подтянутый Симбирцев. Он выглядел как-то особенно торжественно, хотя и с оттенком мрачности.
— Евгения Максимовна… хм… Женя, — медленно начал Леонид Борисович, откашлявшись и покосившись на бесстрастную морду охранника, сидевшего слева от него. — Я хочу сказать, что поступил неразумно. Но вы… но ты оказалась выше всяких похвал. Я хочу, чтобы ты знала — я верю тебе и я верю в тебя. Теперь я готов вместе с тобой зайти хоть в клетку с тигром.
— Хорошо, — согласилась я. — Завтра направимся в зоопарк.
