В молчаливой, яростной и удивительно аккуратной схватке упыри поделили блёсны и вскоре тоже встали рядом со Щёкиным, воинственно вздёрнув свои кривые удилища, как копья.
– Так! – значительно произнёс Щёкин. – Первая заброска! Разойдитесь-ка…
Упыри шарахнулись в стороны от Щёкина, словно от Царь-пушки, из которой пообещали пальнуть, а Моржов приблизился.
– Брилыч!… Отойдите!… Всем же велено!… – издалека заорали упыри Моржову с разных сторон. Видимо, своим соседством Моржов в глазах упырей осквернял таинство щёкинского заброса.
Моржов послушно отступил и поднял бинокль.
Щёкин плавным, почти теннисным движением заметнул блесну в реку. Блесна булькнула возле дальнего берега. Щёкин завертел ручку катушки. По мелким волнам Талки поперёк течения к Щёкину побежал белый бурунчик. Пустая блесна выскочила из воды и увесисто закачалась под клювом спиннинга.
– Ну, не с первого же раза… – оправдывая Щёкина, сказал Гершензон таким тоном, что Моржову сразу стало ясно: кто не согласен – того Гершензон утопит.
Щёкин сделал второй заброс, с блаженной улыбкой оглянулся на Моржова и, накручивая катушку, честно признался:
– Дурацкое удовольствие!…
Упыри уже не слышали – тоже махали своими удилищами.
С берега на пляж спустилась Розка.
– Всё равно ни хрена не поймаете, – щурясь на воду, безапелляционно заявила она.
– Поймаем! – не оглядываясь, гневно заорали упыри.
– Не каркайте под стрелой! – крикнул Розке Гершензон.
– Моржов, у меня печь дымит, – сказала Розка. Вдвоём, Моржов и Розка отправились вдоль пляжа к подъёму.
– Ну что, накатали вы кляузу на Шкиляиху? – спросил Моржов.
– А ты добыл сертификаты? – вызовом на вызов ответила Розка.
– Дело сдвинулось с мёртвой точки, – туманно соврал Моржов.
– Оно у тебя сдвинулось с одной мёртвой точки и передвинулось на другую.
– Розка, глупо всё это, – принялся убеждать Розку Моржов. Он подымался по тропинке на берег вслед за Розкой и разглядывал её самоуверенный зад, туго обтянутый спортивными трусами. – Из-за тебя мы все в блуду попадём. Никогда не бывало такого, чтобы начальника сняли по желанию подчинённых.
– А как сама Шкиляиха стала директором? – строптиво не согласилась Розка. – Она завучем была. Накатала телегу на Скорнякова, тогдашнего директора Дома пионеров, его и попёрли.
– Но перед этим Скорняков поссорился с городским начальством. А Шкиляиха, в отличие от Скорнякова, начищает Манжетова, как самовар на Масленицу.
Розка фыркнула: ни фига, мол, Моржов не понимает.
– Главное – это качество доноса! – поучительно изрекла она.
Моржов и Розка вошли в тёмную, низкую кухоньку. Печь вовсе не дымила; просто её топили просмолёнными железнодорожными шпалами, вот могучий запах смолы и смутил Розку.
Моржов и Розка постояли, чутко нюхая смоляной чад, словно животные, а затем Моржов неожиданно даже для себя вдруг обнял Розку за упругую, округлую талию, наклонился и стал целовать в губы. Розка будто ждала этого – отдалась поцелую охотно и с удовольствием, но потом оттолкнула Моржова и прошипела:
– Щас ковшиком по башке дам!…
Моржов распрямился, поправляя очки, и серьёзно пояснил:
– Мы же так, чисто по работе.
– Иди рыбу лови, дурак! – приказала Розка.
– Сама дура, – ответил Моржов и вышел. И на губах, и в памяти он уносил запах и вкус горячей смолы – словно лесного пожара.
Он пошагал по Троельге, зорко оглядываясь вокруг, точно проверял свои владения.
В траве за волейбольной площадкой стояли козлы, на которых покойником вытянулась шпала, приговорённая к распилу. Из прореза на её боку свешивалась, бешено блестя, двуручная пила. Друиды сидели в траве, расстелив по клеверу «тормоза» своих штанов, и курили. Мокрые линялые майки облепляли впалые груди и горбатые спины друидов.
– Чего не работаем? – спросил Моржов тоном надсмотрщика.
– Дай перекурить, начальник! – возмутились друиды. – Ты велел до обеда три шпалы сделать, а Розка ещё и картошку на обед мыть не начала! Успеем – и напилим, и наколем!
Друиды напали на золотую жилу. В Троельге кончился газ для плиты. (Возможно, друиды сами же и создали свою жилу: потихоньку открутили вентиль у баллонов и спустили газ.) Зато теперь друиды сделались главными поставщиками дров. За дровами они не ходили в лес, как мудаки-горожане, а воровали шпалы со своего разъезда. Чтобы не раздавить свою мотоциклетку, друиды самоотверженно таскали шпалы на спинах. Каждая шпала (после торга) равнялась восьмидесяти пяти рублям. Друиды вмиг стали очень придирчивы к питанию детей и требовали, чтобы дети на завтрак, обед и ужин получали первое и второе, а также чтобы был полдник. Короче, чтобы печь топилась без передышки.
Моржов оставил друидов и пошёл дальше.
Милена загорала в шезлонге. На ней были чёрные очки, сразу делавшие Милену загадочной и иностранной, как американка. При детях Милена надевала обычный купальник, а не бикини. Моржов встал над Миленой и принялся разглядывать её в бинокль.
Милена некоторое время терпела, потом улыбнулась и сказала:
– Боря, вы мне солнце загораживаете.
– Вы уже отправили донос на Шкиляеву? – строго спросил Моржов, опуская бинокль.
– Ну почему же – донос? – не согласилась Милена.
– Милена, дорогая, это же бесполезно, – нежно и убедительно сказал Моржов, понимая, что самое бесполезное – это переубеждать девиц копать под Шкиляеву.
Улыбка Милены стала снисходительной и покровительственной. Милена ничего не ответила.
– Милена, неужели путь доноса – это нормальный путь?
– Снять начальника, не годящегося для своей работы, – это вполне нормально, – возразила Милена. – А то, что мы написали, – не донос, а обычная производственная жалоба.
– Вот вы хотите быть успешной женщиной… – начал было Моржов, но осёкся.
Милена подняла руку, показав соблазнительнейшую подмышку, и сдвинула чёрные очки на темя. Моржов мгновенно вычитал в этом движении движение истомы после страсти.
– Я – уже – успешная – женщина, – значительно произнесла Милена, продолжая улыбаться.
Моржов снял панаму, молча поклонился, отвернулся и пошёл своим путём.
Вдоль фундамента жилого корпуса вчера друиды взрыли грядку. Теперь Сонечка и Наташа Ландышева сажали сюда цветы, выкопанные с корнями на лугу.
– Предлагаю высадить цветы так, чтобы получилась красивая надпись «Борис Данилович», – сказал Моржов.
– Борис Данилович, идите рыбу удить, – не отрываясь от дела, посоветовала Наташа Ландышева. Она была в огромных Розкиных резиновых перчатках и потому выглядела очень занятой.
