Межень наступает в июле, а осенью — незначительное половодье, вызванное дождями. Ледостав занимает 15–20 суток. В зависимости от морозности осени и зимы он может начаться и в начале ноября, и в середине декабря. Осенью могут быть зажоры с подъёмом воды перед ними на 0,7–1,2 м. Лёд нарастает до середины марта; средняя его толщина — 55–75 см, но в особенно тёплые зимы толщина его может быть и 30 см, а в холодные — более метра.
Видимо, в недалёком прошлом Чусовая была более многоводна. Старинные фотографии запечатлели довольно крупные пароходы на Чусовой, а в Кунгуре (на Сылве) даже был кораблестроительный завод. Но на рубеже XIX и XX веков произошло сильное обмеление рек. Систематическое изучение гидрологического режима реки началось в 1846 году, когда на Чусовой был основан первый водомерный пост.
По туристской классификации Чусовая имеет минимальную категорию сложности — первую. Никаких непроходимых препятствий или порогов на ней нет. Главные трудности — донные камни-валуны, которые по старинке называют «ташами», и острова-«огрудки», которые высокая вода затопляет «с макушкой». Самый глубокий омут на Чусовой находится под бойцом Высокий (или Великан) за 2 км до посёлка Кын; его глубина 4 м. Правда, местные жители охотно нарассказывают сказок о бездонных ямах, а все туристы дружно считают, что самый глубокий омут находится под бойцом Омутным. Не верьте.
Знаменитый французский спелеолог Н. Кастере в книге «Моя жизнь под землёй» делился с читателями своим изумлением, когда после долгих сомнений наконец убедился, что местные жители знают свои края весьма приблизительно. Крестьяне рассказывали Кастере истинные чудеса о пещерах, которые он собирался исследовать. Кастере залезал в пещеру и видел, что ему попросту соврали. На Чусовой (да и везде) всё обстоит точно так же. Автор сам слышал байки о том, что чусовские пещеры соединяются с Кунгурской, то есть по размеру не уступают Московскому метрополитену. Омуты на своей реке чусовляне измеряют десятками метров. О том, что километр — это достаточно конкретное и точно промеренное расстояние, они и не догадываются; для них размеры километра зависят от вдохновения. Поэтому как бы ни ошибались порой авторы путеводителей, но их книжки точнее, чем все расспросы местных рыбаков и «бывалых» туристов-доброхотов.
В народе метко называют «тягунами» долгие, нудные плёсы: Илимский, Сулёмский, Волчник. Извилистая Чусовая знаменита своими «дугами» — такими излучинами, где ширина «перемычки» бывает всего-то 100–200 м, а длина дуги — 5–7 км. Такова Мартьяновская дуга возле деревни Мартьяново (она начинается от камня Востренького и кончается у камня Переволочного); такова дуга Круглый мыс (перед устьем речки Кумыш); такова дуга Журавлиное Горло (перед селом Сулём).
Но особо известны чусовские «переборы»: участки с крутым падением реки, быстрым течением и подводными камнями. К примеру, на Кыновском переборе уклон реки виден «на глаз». В старину сплавщики побаивались переборов Шилкова, Пегушей, Цветников, Стерляжьего, Вашкурского. Самым сложным считается Кашкинский перебор под бойцом Дождевым. Но для туристов переборы не представляют никакой опасности.
Из туристских средств сплава на Чусовой весной наиболее целесообразны катамараны. Скорость течения высокая, и плыть не скучно. Байдарку же может опрокинуть мощным ходом воды, а надувную лодку — захлестнуть волной. Летом, когда течение замедляется, лучше всего плыть на байдарке или надувной лодке. Однако не зря чусовское дно сплавщики прозвали «ершом»: галька и щебень легко протирают и прорезают резиновые днища туристских судёнышек.
ЦАРЬ-ЛЕС
Мамин-Сибиряк писал, что леса составляют «вторую красоту» Чусовой, и во многих произведениях повторял описания их «траурной зелени». Леса в бассейне Чусовой занимают около трех четвертей всей территории.
Растительный покров, близкий к современному, сформировался в долине Чусовой примерно 8 тысяч лет назад (в субатлантический период). Коренным типом лесов на Чусовой являются сосновые боры всех видов: брусничники, черничники, с папоротником-орляком, нагорные, сфагновые и т. д. Чусовая протекает в южно-таёжной и средне-таёжной подзонах низкогорной мохово-травянистой тайги. Леса такого типа обусловлены характером Среднего Урала: низкогорным рельефом, широкими межгорными долинами, хребтами, вытянутыми по меридиану, продолжительностью безморозного периода, значительной величиной годового осадка.
Однако если вам с выпученными глазами начнут рассказывать о «дикой таёжной глуши», то знайте: это выдумка. Массовые рубки XVIII–XX веков уничтожили былое великолепие чусовской тайги. Ныне она сохранилась лишь незначительными «островами» на труднодоступных склонах водораздельных хребтов. А леса, украшающие Чусовую сейчас, хоть и горно-таёжные, но вторичные елово-берёзовые.
Понятие «вторичные» на Чусовой не означает «однажды срубленные и выросшие во второй раз». «Вторичные» — это мягкое, дипломатичное выражение. На самом деле чусовские леса были вырублены по два-три раза.
А ведь их берегли… Даже не руда, а леса были главным фактором существования горных заводов. Лес — это и строительный материал, и топливо. Д. И. Менделеев сформулировал просто блестяще: «Железное дело — есть только средство с выгодой и верно пользоваться множеством лесов». В 1899 году вместе с группой учёных Менделеев совершил большую поездку по Уралу с целью комплексной оценки уральского горного дела. Огромную часть научных трудов этой экспедиции заняло изучение уральских лесов. Результаты экспедиции были опубликованы в книге Д. Менделеева «Уральская железная промышленность» (1900). И в этой книге Менделеев предупреждает: «Имея в виду… очень медленный годичный прирост леса на Урале, нужно ожидать не развития, а сокращения железного производства на Урале, даже и в ближайшем будущем, если оно будет ведено, как теперь, почти исключительно на древесном топливе. Нужно также иметь в виду, что леса Урала эксплуатируются не исключительно только для заводских целей, а вырубаются в громадных размерах для сплава в очень отдалённые местности. Для этих целей служат леса, расположенные по Каме и её притокам: Вишере, Яйве, Чусовой с Сылвой и др.».
Каждый горный завод имел «лесную дачу» — огромную территорию, где ему разрешалось рубить деревья. Но рубить только по правилам, чтобы не допустить полного исчезновения леса. Ещё в 1722 году горный начальник В. Н. Татищев для уральских заводчиков составил первую инструкцию по лесопользованию с целью «бережения лесов от хищнического истребления и от пожаров». Татищев написал нормативные документы «О сбережении лесов», «О содержании лесов» и «О сеянии лесов». Впрочем, как всегда, промышленники на эти документы не особенно-то и обращали внимание. И уже в 1734 году Татищев с горечью писал в своём дневнике: «Дело дойдёт до того, что лесов и в пятьдесят лет дождаться надежды нет».
В 1728 году преемник Татищева В. де Геннин учредил должность лесного надзирателя (лесника), которому «в сбережении лесов от напрасной порубки и от пожаров… надлежит поступать по инструкциям… Чтобы… лесу стоячего соснового или берёзового в стороны от заводов в двадцати верстах рубить ни за что не дерзал под штрафом за каждое дерево… Дрова рубить заводским жителям из валёжнику и пенья… из лесу осинового и талового». О лесах заботился и преемник де Геннина горный инженер Никифор Клеопин. И не только в хозяйственных, но и в эстетических целях: «Приказано оставлять — около завода и пруда, а также при дорогах, и посредине оных. Посылаемым для лесных работ людям незабвенно приказывать, чтоб ни единого кедра никогда срублено не было. Да и других родов деревья в пристойных и видимых от завода местах для украшения надлежит по нескольку из лучших оставлять. Что не без приличности учредить и при всех казённых заводах… Да и при поселённых деревнях должно по тому ж исполнять».
