Судьба музея непростая. Его до сих пор «не признают»; много раз его пытались закрыть, упразднить, передать для забав «новым русским». Л. Д. Постников даже объявлял голодовку. По недосмотру сторожа сгорела Свято-Георгиевская церковь, с которой всё и начиналось. Л. Д. Постникова, директора «Огонька», вынудили уйти с работы. Власти не дали перевезти в музей домик, который построил для себя и своей семьи Виктор Астафьев, пока он жил в Чусовом; этот домик был срочно музеефицирован «на муниципальном балансе». Об этом сам В. Астафьев в 1997 году писал в письме: «С музеем, домиком моим чусовским, дело движется, но так ли своеобычно: избушку обносят литой оградой, как Летний сад в Петербурге, и никто не хочет понимать неуместности этакой роскоши, и сам уж музей, наверное, ни к чему. Как представлю, чего в нём нагородят — оторопь берёт, одно и утешение, что я этого не увижу».
Но Музей Леонарда Постникова всё равно живёт и привлекает всё больше посетителей. Добровольные жертвователи дарят музею свои реликвии и раритеты; находятся спонсоры. С Л. Д. Постниковым дружат, переписываются и встречаются многие деятели культуры и искусства России. Музей насчитывает уже десятки тысяч экспонатов, но всё-таки остаётся самодеятельным. У него нет серьёзной научной базы; он разрастается стихийно. Впрочем, такая «хаотичность» создаёт ощущение «живого», органичного, развивающегося и обновляющегося музея. Сочетание подлинников и «новоделов» постепенно приближает музей истории реки Чусовой к типу «развлекательного музея», широко распространённому в Западной Европе и Америке.
А самым известным объектом комплекса является музей Ермака. Он размещается в небольшой деревянной церкви с куполом и колоколенкой над притвором (церковь — «новодел»). Экспозиция его увлекательна, но небогата: макет Чусовского Городка; копия Жалованной грамоты Грозного Строгановым на всю Чусовую; реконструкции вооружения и доспехов — кольчуга и шлем, мечи, бердыши, пушки. Место иконостаса занимает большой полиптих (многочастная картина) художника П. Шардакова, посвящённый походу Ермака. Полиптих написан в манере, подражающей древнерусской миниатюре и палехской школе художественного письма. Напротив входа в музей — памятник Ермаку в виде стилизованной часовни.
Весь комплекс занимает сравнительно небольшую территорию: он очень сжат, даже порою тесен. Но это создаёт ощущение удивительной «плотности» истории и культуры, когда за большим православным крестом вдруг открываются карусели, а во дворике могуче рубленного кержацкого дома вдруг обнаруживается облупленный памятник Ленину. Стиснутый крутым склоном Арининой горы и крутым склоном высокой железнодорожной насыпи, городок музея на фоне высоких заснеженных елей выглядит исключительно живописно, экзотично и сказочно.
* * *
Поход Ермака не закончится никогда. И это особенно ясно понимаешь на Чусовой, где всегда чудится, что вот-вот — и мелькнёт за дальним поворотом снежный отблеск лебединого крыла. И потому люди приходят на берег Чусовой, не веря в гибель своего атамана, и, как Алёнушка Ребячья Радость, молча ждут, глядя на восток, откуда течёт ночная тьма: не зажжётся ли над чусовской волной, как звезда, огонёк паруса? А если долго, верно ждать и слушать, то долетает из-за горизонта, из вечности, протяжный клич Ермаковых лебедей:
— Клип-анг! Клип-анг!
«Дескать, будь спокоен — не забудем, не забудем!»
РАССЕДИНЫ ЗЕМНЫЕ
Ермак словно бы сбил замок с ворот Сибири, и после его похода русские хлынули на Урал и в Зауралье. Земли эти считались — и были — вольными.
В Русском государстве была принята своя колонизационная политика с хорошо разработанной технологией освоения новых земель. Основой заселения, «гнёздами» русского крестьянства были крепости-слободы. В XVII веке за Уралом появилось около 80 русских слобод, среди них и знаменитые впоследствии Невьянская, Тагильская, Ирбитская, Мурзинская… Возникли и монастыри: Верхотурский и Далматовский. «Слободская» система колонизации была столь прочна, что в 1681 году повинность поставлять хлеб с Урала в Сибирь была с натуральной переведена на денежную, а в 1685 году вообще была отменена поставка хлеба из Центральной России на Урал и в Зауралье. На Чусовой памятью об этом историческом этапе осталось нынешнее село Слобода — некогда Чусовская или Уткинская (Утяцкая) слобода.
Процессом колонизации с 1599 по 1637 год руководил приказ Казанского дворца, затем — Сибирский приказ. Но три первых десятилетия этого процесса (если его начало отсчитывать от похода Ермака) ныне остались практически ничем не задокументированы: грамоты сгорели в московском пожаре 1626 года. Территория Среднего Урала поначалу входила в состав Вологодской и Великопермской епархии; резиденция епископа находилась в Вологде. В 1621 году она вошла в состав новоучреждённой Сибирской и Тобольской епархии; резиденция епископа находилась на Софийском дворе кремля в Тобольске. В 1657 году была учреждена Вятская и Великопермская епархия с резиденцией епископа в Хлыновском (Вятском) Успенском Трифоновом монастыре. Часть чусовских земель попала под юрисдикцию вятских епископов. Сибирская и Тобольская епархия в 1668 году была преобразована в митрополию.
Церковная реформа патриарха Никона 1655 года «развалила» русский народ пополам. Те, кто не принял нововведений патриарха, кто сохранил верность старому обряду, стали называться старообрядцами — староверами, раскольниками. Вряд ли простым крестьянам так неукоснительно важно было соблюдение всех традиций церковных обрядов — хотя, конечно, всё равно было важно. Но важнее было другое: в форме церковного неповиновения можно было выразить недовольство всем государственным крепостническим строем России. Ф. Энгельс писал: «Всякая борьба против феодализма должна была тогда принимать религиозное облачение, направляться в первую очередь против церкви».
Одной из форм протеста было бегство крестьян на «дикие», «вольные» земли. В России появилось несколько центров старообрядчества: в Поморье — Соловецкие острова, на севере — город Повенец, в Поволжье — реки Иргиз и Керженец, на Южном Урале — река Яик (ныне Урал), на Северном Урале — реки Конда и Берёзовая. В Западной Сибири таким центром стал Авраамиев остров на Бахметьевских болотах.
Этот остров среди бескрайних болот получил своё название по имени расколоучителя Авраамия Венгерского. Лидер раскольников протопоп Аввакум во время своего пребывания на Урале (в Соликамске и Верхотурье) произвёл огромное впечатление на души местных жителей. Через несколько лет, уже в заточении в Пустозёрске на Печоре, он завещал продолжить своё дело беглому тюменскому попу Доментиану. Доментиан вырвался с Печоры и укрылся в скитах на реке Конде (приток Оби). Старец Авраамий Венгерский постриг его в монахи под именем Даниил. Доментиан передал Авраамию «эстафету» Аввакума и ушёл на реку Берёзовую (Ялуторовский уезд в Западной Сибири), где в 1679 году устроил самую большую «гарь» (массовое самосожжение) в истории русского раскола, когда заживо сгорели 1700 человек, и сам погиб в огне.
Авраамий и его сподвижник Иванище Кондинский повели активную «расколоучительную» деятельность. Они проповедовали не только у себя дома, но и в Москве, и в Тобольске. Авраамия сослали в Туруханский край. Вернувшись, Авраамий скрывался по скитам, пока в Уткинской Слободе не сошёлся вновь с Иванищем и другим расколоучителем — Фёдором Иноземцевым. После того как и Уткинская Слобода устроила «гарь», Авраамий и Иванище сбежали на Бахметьевские болота вблизи Ирюмской Слободы и поселились на острове. Иванище здесь и умер. Авраамий продолжал проповедовать. Некая «стрелецкая жёнка» Ненила под пыткой выдала остров, и в 1702 году тюменский воевода Осип Тухачевский изловил «того расколщика старца Аврамку» и отправил в казематы Тобольска. Авраамий и под пытками не отступился от своей веры. Через несколько лет благодаря пособничеству некоего человека по имени Калина он бежал из подвала тобольского Знаменского монастыря. Он добрался до Ирюма, где и умер, завещав похоронить себя на острове рядом с Иванищем. «Аввакумов завет» он передал иноку Тарасию.
