* * *
Мамин-Сибиряк очень высоко оценивал «раскольничий компонент» в истории Урала. «Мы уже говорили выше, что колонизация Урала почти исключительно обязана раскольникам и что почти все уральские заводы выстроены раскольничьими руками. Заметим здесь одну особенность, именно, что раскол прочно утвердился главным образом на частных владельческих заводах, а на казённых преобладает православное население. Все частные заводчики открыто покровительствовали старой вере, отчасти по тайному сочувствию, как Демидовы, Баташёвы, Мосоловы и другие, а главным образом потому, что заводская рабочая сила сложилась из раскольников, — она стянулась на Урал из-под Москвы, с Олонца, Тулы и нижегородского "раменья"…По всему Уралу гнездились сотни тайных приютов и укромных уголков, по которым разрасталось гонимое древлее благочестие. Рядом с часовнями, скитами и потаёнными моленными созданы были десятки раскольничьих школ и школок, а наставницы учили детей по частным домам „четью, петью и старому правилу"».
Раскольникам жилось не просто. «Горнозаводская цивилизация» постепенно подминала их под себя. В начале царствования Петра I государь дал раскольникам послабление: прекратил преследования, обложив староверов двойным налогом (потому раскольников называли «двоеданами»). Но после того, как раскольники Урала и Сибири подняли «Тарский бунт», с сенатского указа от 16 июля 1722 года опять начались репрессии. Пётр издал Указ о «поголовном» учёте людей, в котором, в частности, сказано: «По всем епархиям, во всех градских и уездных приходах, священникам учинить имянные прихожанам своим всякого звания мужеска и женска полу людям книги, в которых как православных, так и раскольников означать по домам изъяснительно…»
Мамин-Сибиряк в очерке «Город Екатеринбург» писал об уральских репрессиях староверов: «Это служило далёким отзвуком царской опалы на раскольников, замешанных в деле царевича Алексея. И вот Геннин шлёт суровые указы, в которых за совращение в „суеверную обыкность" грозит кнутом, вырезыванием ноздрей и вечной каторгой, что и применяется на практике».
После репрессий 1722 года началось массовое бегство старообрядцев с Керженца на Урал и в Сибирь. С тех времён уральские раскольники получили прозвище «кержаки». На речке Кын до сих пор стоит крохотная деревушка Кержаковка.
Учебник «История Урала» рассказывает: «В 1735–1737 гг. по инициативе В. Н. Татищева на Урале была предпринята широкомасштабная военно-полицейская акция по сыску беглых раскольников, в результате которой оказались разорёнными десятки их лесных убежищ, арестованы сотни старообрядческих старцев и стариц. Такая политика властей встретила серьёзное сопротивление со стороны А.Демидова, П. Осокина и других заводчиков, лишавшихся хотя и незаконных, но весьма существенных источников рабочей силы. Они устроили побеги многим старцам. Арестованных старообрядцев власти разослали по урало-сибирским монастырям, а также поместили в специально выстроенном для этой цели в Екатеринбурге остроге и использовали их в каторжных работах на казённых заводах».
В середине XVIII века на раскольников обрушился тобольский митрополит Сильвестр. В начале 60-х годов была создана Екатеринбургская комиссия по борьбе с расколом, и её деятельность вызвала «Ирюмскую гарь», когда сожглись 150 человек. Раскольники поддержали восстание Пугачёва, потому что Пугачёв обещал даровать им «крест и бороду», и после подавления восстания царские репрессии не могли обойти раскольничьи скиты. В ответ — в 1782–1783 годах — был новый всплеск раскольничьих бунтов.
Раскольники терпели всяческие притеснения. Если власти находили в лесах их скиты, то сжигали все постройки и порою вскрывали могилы. Даже деревянные храмы на Руси строить было запрещено (поэтому практически нет памятников деревянного культового зодчества конца XVIII–XIX веков), потому что на каменные храмы у раскольников попросту не хватало денег. На селения раскольников неудержимо наступали горные заводы: леса вырубались, «людишки» закрепощались. Особенно лютовали Демидовы. Например, когда началось строительство Висимо-Шайтанского завода (1742 год), раскольники сожгли все свои селения по реке Межевая Утка и ушли с реки.
Впрочем, на Чусовой раскольников надо благодарить за сохранение вогульских мифов, которые потом стали основой «Малахитовой шкатулки» Бажова. Расширяя свою «диаспору», раскольники активно крестили в свою веру вогулов, а вогулы, соответственно, привносили в русскую культуру свои культурные архетипы. В. И. Даль отмечал, что самые дикие суеверия встречаются именно в среде раскольников. Это связано вовсе не с невежеством староверов. Невежество их весьма спорно, потому что среди них процент грамотных был куда выше, чем среди простых крестьян. (Например, у арестованного проповедника Авраамия Венгерского было конфисковано 22 книги.) В скитах существовали даже тайные скриптории — мастерские по размножению рукописных книг. А «дикие» суеверия в старообрядческую среду привнесли крещёные вогулы.
Влиянием неискоренимого язычества в среде раскольников удержалось и уникальное искусство «Пермских богов» — культовой народной деревянной пластики. Вообще, объёмные («круглые») скульптурные изображения в церкви были запрещены везде — кроме Пермского края. Здесь местные крещёные инородцы никак не могли избавиться от отголосков поклонения идолам. Скульптурные изображения святых были «компромиссом» между идолопоклонством и христианством. Во многих раскольничьих часовнях стояли деревянные Христы с лицами коми-пермяков и манси. Их вырезали местные умельцы-резчики. Потрясающая и безыскусная выразительность этих произведений вызывает, пожалуй, поистине древнегреческий катарсис.
Мир живой и объёмный
К богу плоских икон
Как язычник исконный
Не пошёл на поклон.
В муках правду искали,
В тщетной жажде добра,
На острожном Урале
Пермяки-мастера.
Не кора, а короста
На плечах от плетей.
Только дух непокорства
Полыхал из очей.
Сквозь елеи медовые,
Сквозь молитвенный гул
Бог кричал, замордованный,
Как охотник-вогул… —
писал пермский поэт Владимир Радкевич.
В 20-х годах XX века пермские краеведы и музейщики А. Сыропятов и Н. Серебрянников в ходе кампании по изъятию церковных ценностей собрали выдающуюся коллекцию «Пермских богов». «Легитимизирована» она была одобрением наркома Луначарского. В 1922 году в Перми был открыт Музей пермской деревянной скульптуры. Художественная значимость «Пермских богов» настолько велика, что когда в 70-е годы в Москве и Ленинграде экспонировалась «Мона Лиза», в Лувре «залогом» стояли четыре пермских Иисуса. Сейчас коллекция «Пермских богов» является сокровищем Пермской художественной галереи. Многие её шедевры найдены в чусовских и причусовских селениях. Одно из самых удивительных произведений — «Христос в темнице» — привезено из часовни Пашийского завода. Два других — из церквей Лысьвенского завода и Нижнечусовских Городков.
