Я достал из потайного места над дверью ключ.
— Уверен, что она только утром узнает, что мы приехали, когда мы спустимся вниз.
— Ты, как всегда, не прав, — сказала тетя Пру, выходя в освещенную прихожую.
Она обняла меня, и я с удивлением отметил, что она не такая уж высокая, какой она казалась мне прежде. Почему-то всегда кажется, что взрослые гораздо выше, чем ты. Я поцеловал ее.
— Как вы сюда добрались?
— На машине из Нью-Йорка.
— В такую метель?
— Снег уже давно не идет, все дороги расчищены.
Она повернулась к Барбаре и протянула ей руку.
— Меня зовут Пруденс Гонт, — сказала она. — Похоже, мой племянник за эти годы совершенно не изменился, он до сих пор забывает, как надо себя вести.
Барбара пожала протянутую руку.
— Барбара Синклер. Очень рада познакомиться с вами. Стивен только о вас и говорил всю дорогу.
— Врал, наверное. — Но я видел, что она довольна. — Вы не замерзли? Давайте я приготовлю вам чаю.
— С ромом, тетушка Пру, — сказал я. — Если ты не забыла свой собственный рецепт.
Утром мы пошли к морю. Снег искрился, и земля казалась усеянной маленькими сверкающими бриллиантами. С покрасневшими от мороза щеками мы вернулись в дом как раз к обеду.
Тетушка Пру стояла у двери.
— Тебе уже тут пять раз звонили из Нью-Йорка, — сказала она.
— И что ты ответила?
— Что тебя здесь нет.
— Прекрасно. Если еще позвонят, скажи им, что ты меня не видела и не слышала.
— Что-нибудь случилось, Стивен? — спросила она.
— Ничего страшного. Я решил немножко отдохнуть.
— А как же твоя работа?
— Подождет.
Через три дня снег нам надоел, поэтому мы поехали в Бостон, а оттуда полетели самолетом на Бермуды. Там мы провели чудесный уикенд, нежась на солнце возле теплого моря. Впервые за три месяца я мог засыпать без снотворного.
С утра в понедельник я был в своем офисе.
Фогерти проследовала за мной в кабинет, неся в руках огромную кипу бумаг, и положила их на мой стол.
— Прекрасный загар у вас, мистер Гонт.
— Спасибо. Я так, позагорал немного. Как тут дела?
Она скорчила гримасу.
— Все были в панике, никто не знал, где вы. И все считали, будто я знаю, но не говорю.
— Представляю, как нелегко вам пришлось.
— Это моя работа. Я сказала, что я ваш секретарь, а не надсмотрщик.
— Умница!
Она указала на бумаги.
— С чего вы хотите начать?
Я посмотрел на принесенную гору бумаг, а потом взял и бросил их в корзину. Затем взглянул на Фогерти.
— Ну, как для начала?
— Чудесно, — согласилась она не моргнув глазом и заглянула в свою записную книжку. — Теперь насчет телефонных звонков. Мистер Савит хотел, чтобы вы позвонили ему, как только появитесь, затем мистер Джиллигэн…
— К черту эти телефонные звонки! — Я встал и направился к двери.
— Куда вы? — вырвалось у нее.
— Наверх, — сказал я.
Синклер ужасно удивился, когда я вошел в его кабинет. Я прошел мимо всех его секретарш.
— Я только что собирался вам звонить, Гонт, — он протянул мне листок бумаги. — Поздравляю.
Я даже не посмотрел на этот листок.
— В субботу вечером все было превосходно, — продолжал он. — На этой неделе у нас было примерно тридцать восемь процентов зрителей. Думаю, что вы были правы.
Я положил листок бумаги на стол, так и не взглянув на него.
— Нет, мистер Синклер, — возразил я. — Это вы были правы.
— Что-то не понимаю, — он нахмурился.
— Я тоже сначала не понимал, но теперь понимаю, — сказал я. — И мне это не нравится. Я не хочу работать у вас.
Глава четырнадцатая
Он долго молча смотрел на меня, затем медленно спросил:
— Значит, вот как?
— Значит, вот так! — подтвердил я.
— А могу я узнать, почему?
— Конечно. Но не думаю, что вы поймете.
— А я попробую.
— Мне не нравится, когда меня используют, — сказал я. — Я пришел сюда работать, а не для того, чтобы меня науськивали на кого-то. — Он молчал. — То, что случилось с Дэном Ричи, не должно было случиться. Надо было отнестись к нему по-человечески, не надо было уничтожать его.
— И вы верите в это? — Он усмехнулся.
Я кивнул.
— Дэна Ричи надо было уничтожить, — сказал он спокойно. — Я думал, вы, как никто другой, должны были видеть это. Вы ведь сами сказали, когда пришли сюда, что он уже стар.
— Я не убиваю людей из гуманных соображений, — буркнул я.
В его голосе зазвенел металл:
— Это единственный способ борьбы с раковой опухолью. Надо вырезать ее. Если не сделать этого, человек умрет. Вот так-то. Дэн Ричи был как раковая клетка. Он проработал в компании двадцать пять лет и теперь уже стал никуда не годным. Вы знали об этом, и я знал об этом. Но Совет директоров не знал. Они думали, что он такой, как и раньше. Будьте уверены, все поверили ему, когда он утверждал, что вы расшвыриваете налево и направо деньги компании. Конечно, я мог бы не трогать его, но тогда он никогда бы не понял, что не прав. Был только один человек, который мог сделать это, — вы.
— А если бы я проиграл? — поинтересовался я. — Что бы тогда случилось?
— Вы бы не проиграли. Ведь это я дал вам право тратить эти деньги.
Он нажал какие-то кнопки на столе, и все телеэкраны на стене позади меня ожили.
— Взгляните! — сказал он.
Я повернулся. А он снова принялся нажимать на кнопки. Каналы мелькали на экранах, как в калейдоскопе.
— Вот, — сказал он. — Нет более мощного средства информации, и мы только учимся понимать это. Через пять лет телевидение будет решать, кто будет следующим президентом Соединенных Штатов, через десять лет весь мир будет в нашей власти, через пятнадцать — мы уже будем на Луне.
Он яростно ударил по кнопкам, и все экраны погасли.
— А ты сейчас хочешь уйти, — Синклер перешел на «ты». — Лишь потому, что игра слишком жесткая, а ты слишком мягкотелый, тебе не хочется никого обижать. Все эти игры с рейтингами — детская забава. А когда руководишь телесетью, то управляешь судьбами всего человечества. Ты можешь обратить это во зло, но можешь обратить это во благо. Все зависит только от тебя. Ты один судья. Ты один наверху. И чем больше у тебя зрителей, тем больше у тебя власти. Я думал, ты понимаешь это. Но, может, я и ошибался. — Он помолчал. — Мне не хотелось выступать здесь с речью, — продолжил он после паузы. — Давным-давно во Фригии был так называемый Гордиев узел. Легенда гласила, что тот, кто его развяжет, станет царем. Александр Македонский разрубил его своим мечом. Вот так все просто. Я сделал пятидесятый этаж своим гордиевым узлом. Четыре года он пустовал. Я берёг его для человека, который должен был стать моим преемником. Стоило тебе попросить, и я отдал его тебе только по одной причине — никто до тебя не просил об этом. Я думал, что ты станешь Александром Великим. Он ведь тоже был очень молод.
