— Торговцы еще не появились, — шепнул он, скрывшись в тени. — Они сегодня заныкались, что-то, очевидно, спугнуло их, но я не могу узнать — что.
— Так что же нам делать? — спросил я.
— Есть у меня тут кое-какие местечки на примете, — сказал он. — Но вам туда нельзя. Как я могу с вами связаться, если что-нибудь узнаю?
Я посмотрел на доктора Дэвис.
— Может, у меня дома?
Она кивнула.
Я дал Нику номер телефона, и он исчез в толпе. Мы вернулись к машине.
— Как здесь чудесно, — сказала доктор Дэвис, когда мы вошли в гостиную.
— Я хочу выпить, — я направился к бару.
— Мне тоже немножко не помешает, — сказала она.
Я налил два стакана виски и один передал ей. Мы молча выпили. Она подошла к стеклянным дверям и выглянула наружу.
— А выйти можно? — спросила она.
Я нажал кнопку, и двери раздвинулись. Ночной воздух веял прохладой, это было так приятно. Внизу мерцали огни города, далеко в небе шел на посадку самолет, мигая огнями.
— Здесь так спокойно, — улыбнулась она.
— Поэтому я и построил здесь дом. А если надо, то через пять минут можно уже быть в водовороте событий.
Она пытливо посмотрела на меня.
— Это так важно для вас?
— Я так думал, — ответил я, — но теперь не уверен.
— Странно, как время меняет наше понятие о ценностях… Сразу после окончания медицинского факультета я думала, что знаю все на свете, а теперь понимаю, как мало я знаю.
— Я думаю, это мы взрослеем, доктор.
— Честно говоря, мне не очень нравится, когда вы называете меня так.
Не знаю, как это случилось, но она оказалась в моих объятиях. Нас охватило безумное пламя страсти. Оставляя одежду на ступеньках, мы поднялись в спальню и обнаженные упали в кровать. Мы набросились друг на друга, как два разъяренных зверя.
Вершина страсти была как взрыв, и мы откинулись на кровати, тяжело дыша. Долго молча смотрели друг на друга, наконец она заговорила:
— Как доктор я зря это сделала.
— Но ты ведь сама сказала, чтобы я не называл тебя так?
Она стыдливо прикрыла грудь простыней.
— Ты рад?
— Да, — ответил я.
Она рассмеялась и поцеловала меня.
— Я тоже. — Она встала с постели и пошла к ванной. — Я приму душ.
Я кивнул.
Она вошла в ванную, закрыв за собой дверь, но через секунду пулей вылетела оттуда. Она схватилась рукой за косяк двери, лицо ее было белым как мел.
Я уставился на нее.
— У тебя нет второй ванной? — спросила она слабым голосом. — Кажется, меня сейчас вырвет.
— Внизу, рядом с баром.
Она побежала в ту сторону, я слышал, как ее босые ноги шлепают по ступенькам. Я поднялся с постели и вошел в ванную.
Там была Мириам. Свернувшись калачиком, она лежала на кафельном полу между ванной и унитазом. Ее глаза были открыты, а пальцы все еще касались шприца, игла которого торчала в локтевом сгибе левой руки.
Она была здесь все время, пока мы искали ее на Стрипе. Все время, пока мы с докторшей трахались в соседней комнате.
Теперь мне все стало ясно. Куда ей было еще идти, как не домой?
Я услышал внизу звук льющейся воды и вернулся в спальню. Подойдя к телефону, я позвонил в полицию. Я медленно ответил на все их вопросы и уже хотел положить трубку на рычаг, но внезапно меня охватила ярость. Я с такой силой швырнул трубку, что аппарат раскололся на куски, упал на пол, из него выкатились всякие детали — красные, белые, желтые. Телефон был похож на какой-то разбитый механический мозг.
Я посмотрел на все это и закрыл глаза. И услышал в голове голос Сэма.
Это было много лет назад. Что это была за молитва? Как он ее назвал? Я не мог вспомнить. Но я помнил слова. И сказал их вслух:
— Yisgadal, v’yiskadash sh’may rabbo…
И почувствовал, как горячие слезы потекли по щекам.
Пора было сходить со сцены.
ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ВЕСНЫ
ВЕЧЕРОМ
Человек состоит из тысячи частей, и все эти части являются людьми. Те, которых он любил, те, которых не любил, те, кто незамеченными прошли по его жизни, и если их сложить вместе, разделить друг на друга, вычесть и умножить, отдельно и вкупе, то в итоге и получится человек. Я обвел взглядом комнату. Вот он я.
Спенсер и Джонстон тихо разговаривали в одном углу, Сэм и Дэйв — в другом. На террасе Юристочка смотрела на лежащий внизу город. Наверху, в моей спальне, Дениза и Сэмюэль-младший закрыли за собой дверь и целый мир.
Я вышел на террасу и встал рядом с Юристочкой.
— О чем ты думаешь? — спросил я.
— Ты слишком высоко летаешь для меня, — ответила она. — Ты летаешь на реактивных самолетах, а я все еще пытаюсь поднять в воздух учебный аэроплан.
— Но ведь все так просто, — сказал я, — так просто, что удивляюсь, как они сами до этого не додумались. У них есть все, чего они хотят. Точка. Хеппи-энд.
— Не так-то и просто, — возразила она. — У них есть все, чего они хотят, кроме того, что им больше всего нужно. Кроме тебя.
Я посмотрел на нее.
— Да я им в принципе не нужен. Я существую только в их воображении. Стоит им как следует подумать об этом, они поймут.
— Ты для меня тоже существуешь в воображении, Стив? — спросила она. — Ты просто иллюзия?
Я ничего не ответил.
— Я помню, как, вернувшись в Сан-Франциско, я прочитала в газетах про бедную девушку. Про ту, которая умерла. Я так плакала. Мне было тебя жаль, Стив. Ты, наверное, очень любил ее.
Я молча смотрел на нее. Ну да, я так сильно ее любил, что занимался любовью с другой, в то время как она мертвая лежала в ванной. Я вспомнил, как вечером, на следующий день после похорон, я отправился на Пятую авеню, чтобы принести свои соболезнования.
Мэйми открыла дверь и взяла у меня пальто. Ее темное лицо опухло от горя.
— Добрый вечер, мистер Гонт, — поздоровалась она.
— Добрый вечер, Мэйми.
— Они в гостиной, — сказала она.
Войдя в квартиру, я заметил, что зеркала завешены тканью, а картины повернуты к стене. Двери в гостиную были открыты, и я вошел.
В гостиной было много людей, сидевших на деревянных ящиках и коробках. Увидев меня, все вдруг замолчали и посмотрели в мою сторону.
Я остановился, не зная, что делать. Я ничего не знал о еврейских ритуалах.
Дениза поспешила ко мне на помощь. Подойдя, она подставила щеку для поцелуя и, взяв за руку, отвела в комнату.
