— Тебе нужно поехать куда-нибудь отдохнуть. Мы найдем способ помочь тебе. С Куппеном я как-нибудь сам улажу.
— Оставь это, отец, ведь нам ничего не нужно! Пусть там все рухнет!
Отец посмотрел на него.
— Не могу. Кроме меня есть и другие, наши родственники в Англии и Америке. Я отвечаю за них.
— Скажи им, скажи, как нам все это досталось. Я уверен, они согласятся с нами.
Отец хранил молчание.
Роберт медленно опустил рукав, поднял пиджак, направился к двери.
— Мне очень жаль, отец. Барон посмотрел на него.
— Куда ты.
— Я ухожу. Ты же сам сказал, что мне нужно куда-то уехать, разве нет?
3
Услышав стук в дверь, Дениз поднялась.
— Мсье барон!
Барон де Койн смотрел на нее в некотором замешательстве.
— Мой сын здесь? Она кивнула.
— Да, но он спит, мсье.
— О! — Барон неловко замер на пороге квартиры.
— Простите меня, я совсем забыла о приличиях. Проходите, пожалуйста.
— Благодарю вас. — Барон проследовал за Дениз в комнату.
Закрыв дверь, она смотрела на него изучающим взглядом. Барон постарел. Лицо его было худым и морщинистым, волосы поредели, в них прибавилось седины.
— Вы не помните меня, мсье? Он покачал головой.
— Мы однажды встречались, еще до войны. У мадам Бланшетт.
— Ах, да.
Глядя на него, она поняла, что он сказал это только из вежливости.
— Тогда вы были совсем ребенком. Она улыбнулась.
— Позвольте мне сварить вам кофе. А потом я пойду взгляну, не проснулся ли Роберт.
Когда Дениз поставила перед бароном чашечку, он сказал:
— Если он спит, не беспокойте его. Я могу подождать.
— Хорошо, мсье.
Но Роберт уже не спал, он сидел на краю постели.
— Кто там? — с враждебностью в голосе спросил он. — Я же говорил тебе не назначать никаких свиданий до тех пор, пока я не уйду.
— Там твой отец.
Роберт молча уставился на Дениз.
— Скажи, чтобы он уходил. Я не хочу его видеть. Она не двинулась с места.
— Ты сльшшла! — крикнул он с неожиданной злостью. Дениз оставалась неподвижной.
Роберт смотрел на нее долгим недобрым взглядом, но в конце концов сдался.
— Ну ладно. Выйду к нему. Помоги одеться.
Сидя в одиночестве, барон достал из длинного плоского золотого портсигара сигарету и закурил. Деликатно отпив из чашечки кофе, обвел взором скудно обставленную квартиру. Все пошло к чертям, с самого начала войны. Вечные старые принципы, похоже, рухнули.
Когда он был еще совсем молодым человеком, едва начавшим трудиться в конторе своего отца, он был готов отдать долгие годы тому, чтобы приобрести опыт, который поможет ему завоевать доверие старших. Нынешняя молодежь, наоборот, все время куда-то спешит. Он чувствовал это чуть ли не в каждом отделении своего банка, в каждом кабинете. Это же виделось ему в недоверчивой манере молодых людей обращаться со стариками. Со стороны это выглядело так, будто им заранее известны все ответы на непрозвучавшие еще вопросы.
Неоднократно замечал он скептическое, вызывающее выражение на их лицах, яснее ясного демонстрировавшее их отношение к его приказам. Казалось, они вопрошали его: а с чего это ты решил, что прав? С чего ты решил, что знаешь так много? Ему следовало бы заметить это раньше. Ведь то же самое он видел и на лицах своих детей, когда началась война и он захотел, чтобы они уехали в Америку. Но они сделали свой выбор и остались, подобно тысячам тех, у кого никакого выбора не было. Дети его совершенно не имели представления о том, какое положение в обществе они занимали, о том, что это положение поднимало их выше вульгарностей войны.
Общество было тяжело больным. Свобода, равенство, братство. Но ведь даже революционеры признавали существование различий в своем собственном кругу, даже они были согласны с тем, что такие лозунги не могут относиться без разбору ко всем сразу.
Сквозь тонкие стены спальни до него донеслись голоса, он стал нервно крутить сигарету. В руке остались табачные крошки. В поисках пепельницы барон посмотрел по сторонам. Чуть ли не украдкой погасил сигарету в блюдечке под кофейной чашкой, поднялся и подошел к окну. Узенькая улочка, идущая от Пляс Пигаль, в свете дня казалась еще более унылой, светящиеся вывески над ночными клубами, столь заметные в ночи, выглядели сейчас тусклыми и неряшливыми. Сточные канавы были полны мусора.
Он увидел, как из подъезда дома на противоположной стороне улицы вышли мужчина и женщина. Женщина улыбнулась и раскрыла сумочку. Вручив мужчине несколько бумажек, она поцеловала его в щеку и походкой, безошибочно определяющей ее профессию, направилась по направлению к площади.
Чувство неожиданного стыда обожгло барона. Ведь таким мужчиной вполне мог быть и его собственный сын. Роберт и на самом деле ничем не лучше. Какие темные силы заставили его опуститься на дно? Если из дома его погнала гордость, то как же она сейчас мирится со столь убогим существованием? В памяти всплыло то, как он узнал обо всем.
Ему позвонила мадам Бланшетт.
— Ваш сын, мсье, увел у меня одну из девушек. Он рассмеялся.
— Ах, молодежь! Кровь играет! Не волнуйтесь, мадам, я возмещу вам потери до того дня, когда она вернется.
— Нет, вы не поняли, мсье. Она ушла вместе с ним. Они сняли квартирку недалеко от Пляс Пигаль. Она ушла от меня, и теперь занимается бизнесом на свой страх и риск.
Он все еще не понимал.
— А что же делает Роберт?
Мадам Бланшетт промолчала.
Внезапно барон почувствовал прилив злости.
— Дурак! Но девушка — неужели она столь наивна? Она не получит от меня ни су!
— Она знает это, мсье.
— Тогда почему же она ушла с ним? — он был совершенно сбит с толку.
— Я думаю, потому что она его любит.
— Шлюхи не влюбляются, — грубо ответил он. Голос мадам Бланшетт чуть изменился, когда она произнесла:
— Она к тому же еще и женщина, мсье, а с женщинами это бывает.
Поскольку трубка в его руке смолкла, он со злобой бросил ее на рычаг. День был напряженным, и он выбросил этот разговор из головы. Мальчишка никуда не денется, подумал он. Подождем, пока он поймет, что денег у них не предвидится.
Но шла неделя за неделей, а от Роберта не было вестей. Затем как-то раз в его кабинет вошла секретарша с выражением странного любопытства на лице.
— Вас хочет видеть полицейский чиновник. Некто инспектор Лебок.
