— А ты?
— Я прятался в подвале, позади какого-то ящика, куда меня запихала сестра.
— Значит, ты видел...
— Абсолютно все, — закончил я. — И ничего не мог сделать. Когда в конце концов они меня нашли, я вырвался и убежал. К счастью, как раз в это время к гасиенде подъезжал отец вместе с генералом и его солдатами.
— Генерал? Я кивнул.
— Теперешний президент. Но все это было очень давно. Беатрис поднялась, в глазах ее я увидел блеснувшие слезы.
— Бедный Дакс, — прошептала она, — как же ты был тогда напуган!
— В общем, не так уж. В то время я был слишком мал, чтобы понимать, что на самом деле происходит вокруг меня. Другое дело отец — после случившегося он уже никогда не был таким, как прежде. Нет, он, конечно, продолжал жить, работать, заботиться обо мне. Но что-то навсегда ушло из него.
Сделав еще один шаг, Беатрис прижала свои губы к моим. Я почувствовал соленый привкус ее слез.
— Когда-нибудь, — шепотом произнесла она, — этот дом вновь оживет и наполнится детскими голосами. Голосами твоих детей. Тогда горечь твоих воспоминаний притупится.
Позади меня послышалась тяжелая поступь. Я обернулся и увидел Котяру.
— Уже второй час, — сказал он, — а Мартинеса все еще нет.
— Видимо, его что-то задержало. На обед у нас есть какая-нибудь провизия?
— Да, если вы согласитесь на то же, что было на завтрак.
Мы с Беатрис расхохотались.
— Никаких возражений. Яичница с бобами пришлась нам по вкусу.
Он направился к дому, а я собрал инструмент: лопату, мотыжку и грабли. Забросив их на плечо, я повернулся к Беатрис.
— Ты не поможешь мне донести ружье?
— Хорошо. — Она подняла его, держа дулом к себе.
— Не так. — Я повернул оружие стволом вниз. — Эту штуку всегда нужно держать в сторону от себя, опустив дуло к земле.
— Не люблю оружие и никогда его не любила. Не понимаю, зачем оно тебе здесь нужно. Тут же на мили вокруг никого нет.
— А ты видишь вон ту траву? — я показал рукой. Она кивнула.
— В ней может скрываться целая сотня вооруженных людей, а ты и подозревать ничего не будешь, пока они не окружат тебя.
— Если бы они даже и были там, то чего бы они добились, напав на нас?
— А чего они добивались, напав на мою мать и сестру — холодно спросил я.
Беатрис промолчала.
— С них вполне хватает того, что в руках у них оружие. Винтовка дает человеку ощущение власти, и количество мужчин, у которых есть оружие, растет с каждым днем.
— Кому-то из них оно необходимо, чтобы защитить себя.
— Защитить? От кого? От чего?
— От правительственных войск, занимающихся террором, — с негодованием ответила она.
— Вряд ли ты знаешь их лучше меня, — сказал я довольно сухо. — Уверяю тебя, я не знаком ни с одним, кому бы хотелось воевать. Они чувствуют себя совершенно счастливыми в своих теплых казармах, и никто из них не хочет идти в поле, где его могут запросто подстрелить.
Мы подошли к дому. Я положил инструменты на землю, взял у Беатрис ружье.
— Нет, единственная причина, по которой человек хочет иметь оружие, — это ощущение власти. Если бы мы смогли прекратить распространение его среди народа, мы тем самым предупредили бы новую кровавую бойню, которая вот-вот начнется. Не знаю, возможно, мы уже опоздали.
Мы в молчании обошли дом и остановились перед входом. На галерее нас ждал Котяра. Беатрис пошла вымыть руки, а он приблизился ко мне, держа полевой бинокль.
— Взгляни-ка. — Он указал рукой в сторону хижины Мартинеса. Я поднес бинокль к глазам, повел им вдоль линии горизонта.
— Не вижу ничего.
— Бери выше, над тем местом, где должен стоять его дом.
Я сделал, как он говорит, и тогда увидел их. В восходящих потоках воздуха лениво парили три кондора. Я опустил бинокль.
— Ну и что? На поле валяется какая-нибудь падаль. Ты превращаешься в старую бабу.
— Мне это не нравится, — упрямо сказал Котяра.
Я внимательно посмотрел на него. За свою жизнь мне неоднократно приходилось убеждаться в безошибочности его интуиции. В некотором смысле он был настоящим лесным зверем — он чувствовал опасность задолго до ее появления.
— Хорошо, — согласился наконец я. — После обеда отправимся туда. О'кей?
Он бросил на меня недоумевающий взгляд, как делал в те моменты, когда в испанскую речь я вставлял то или иное английское слово. Затем кивнул.
— Договорились.
— Мне не хочется отсюда уезжать, — прошептала Беатрис, наблюдая за тем, как Котяра грузит наши вещи в машину. — Здесь так спокойно, так красиво. — Она прижалась головой к моей груди. — Обещай мне, что когда-нибудь мы сюда вернемся, Дакс!
— Мы вернемся.
Но все это было до того, как мы подъехали к хижине Мартинеса и увидели, что там произошло. Теперь же, когда мы мчались сквозь ночь к городу, она сидела рядом со мной и дрожала. Мне подумалось, что сейчас ей вряд ли захотелось бы вернуться на гасиенду.
Я чуть скосил на нее глаза. Она сидела, завернувшись в одеяло: ночной воздух был довольно прохладен. Взгляд ее был устремлен в одну точку. Интересно, где были ее мысли? Что она чувствовала? Но больше всего мне хотелось узнать, не сожалеет ли она о том, что пришла ко мне. Но она молчала, а давить на нее я бы ни за что не стал. Ей и так сегодня пришлось пережить немало.
Было уже почти четыре утра, когда я, наконец, остановил машину у ее дома. Мы вышли, и я проводил ее до двери.
— Ты будешь осторожным, правда? — спросила она, повернувшись ко мне.
Я кивнул. Мне было ясно, что она хотела спросить о другом, более важном, но в последний момент передумала.
— Не беспокойся, — ответил я. — Я слишком люблю тебя, чтобы позволить себе какую-нибудь небрежность. Неожиданно, она обвила меня руками и заплакала.
— Дакс, Дакс, — пробивалось через рыдания, — я теперь ничего не понимаю. Я не знаю, что мне думать!
— Ты все делала правильно. А ружья должны замолчать. И никому не стоит знать о случившемся.
Она посмотрела на меня долгам взглядом. Рыдания прекратились.
— Я верю тебе. Может, это потому, что я женщина и люблю тебя. Но я верю тебе.
— Тебе нужно поспать, — сказал я нежно и поцеловал ее. — Ты совсем без сил.
— Дакс, я забыла поблагодарить тебя.
— За что?
— За дядю. Он сказал мне, что ты для него сделал.
— Твой дядя — дурак, — хрипло бросил я. — Он мог убить тебя. Он должен был отдавать себе отчет в том, что его обязательно схватят.
