Это ничего, что Мефистофель говорил немного не так. Одно то, что товарищ капитан, по-видимому, слышал о существовании Гете и его «Фауста», а также, не исключено, натыкался на эпиграф, предпосланный «Мастеру и Маргарите», вызывало уважение. Вот для сержанта имя Мефистофель ничего не говорило, он, очевидно, решил, что это зоновское «погоняло» крупного «авторитета».
Вероятно, Курилов проникся сходными чувствами, потому что почтительно посмотрел на капитана и, положив руки на колени, медленно произнес:
— Разумеется, я все понимаю, товарищ капитан, и каждое свое слово прекрасно… — тут он сделал короткую паузу и договорил: — Осознаю.
Мгновенным касательным движением я перевела свой дымовальный «бриллиант» на кольце в боевое положение, и клубы черного дыма, как разорвавшая упаковку спрессованная под чудовищным давлением вата, в доли секунды заполнили кабинет. Но я все-таки успела заметить, как Курилов перегибается через стол, почти неуловимым для глаза движением хватает капитана за загривок и с силой бьет его лбом о стол.
— А-а-а, суки, — неожиданно тонким голосом гнусаво проорал торчащий у дверей сержант, которого тоже захлестнуло угольно-черными клубами, — кааззлы!..
Но я уже была рядом. Вот ты и доорался, товарищ сержант. Нечего было час назад меня материть, а буквально десять минут назад стращать всеми прелестями камерной жизни. Безусловно, это не то, что камерная музыка или камерная поэзия, я и сама представляю. А сейчас ты тем более зря кричишь, потому что я по звуку легче найду тебя. Вот так.
Сержант умолк, но дверь тут же распахнулась, и ворвался сухой треск автоматных очередей. Ах, вот как круто! Хотя вас самих, братцы, и не видать, но чувствую я вас прекрасно.
Выверенный удар носком туфли — и тяжелый стук тела, и лязг вывалившегося из надолго ослабевших рук автомата. Второй, видимо, понял, где я, потому что над моей головой просвистели пули.
Хорошо, что я бросилась на пол. Плохо, что этого не сделал ты, паренек. Плохо, но только для тебя самого…
Черный дым быстро редел, выдуваемый ветром в распахнутое Куриловым окно. Сам Костя уже зафиксировал удавку катушки, вмонтированной в его ремень, на кране радиатора центрального отопления, а теперь рылся в сейфе капитана.
— Тебе приходилось заниматься альпинизмом? — отрывисто спросил он, протягивая мне мою сумочку, очевидно, извлеченную им из сейфа, и одновременно убирая под куртку свой «узи», взятый оттуда же.
— Приходилось.
— Тогда цепляйся мне за плечи и спускаемся. У нас совсем мало времени.
Я вцепилась в него со спины всеми конечностями, и он начал быстро спускаться по вертикальной поверхности, удерживая перпендикуляр с ней посредством ловкого перебора ногами. А так как он делал это получше любого скалолаза, то уже через несколько секунд мы коснулись земли, преодолев в воздухе добрых десять с кепкой метров.
Он тотчас перерезал нить и побежал вслед за мной к тому самому пролому, благополучно усмотренному мной буквально в нескольких метрах от нас. В спину нам откуда-то все еще громыхал «Муми»: «Уходим, уходим, ухо-о-одим!..»
Как нельзя в тему. Очевидно, кто-то поставил компакт-плейер на режим автоповтора, и теперь звуковое оформление этого серого сентябрьского утра совершенно соответствовало наполнявшим его бурным событиям, стремительно сменяющим одно другим.
Мы уже вылезли по ту сторону стены, когда за нашей спиной зазвучали выстрелы, а в распахнутом окне появились озабоченные лица эфэсбэшников.
— Они нас не видят, — проговорила я на бегу, — скорее к пристани.
И тут, словно опровергая мои слова, в воздухе чирикнула пуля, и тотчас же бегущий за мной Курилов коротко вскрикнул и ткнулся носом в влажный от росы куст репейника, растущий возле стены порыжелого от старости и сырости сарая.
— Ой, бляха-муха, — простонал он после того, как я кинулась к нему и прислонила плечом к стене, — как кувалдой огрели!.. Если бы не бронежилет, висеть моим кишкам на этих самых репьях.
— Идти сможешь? Позвоночник отдачей не задело? — обеспокоенно спросила я.
Он пристально взглянул на меня и ухмыльнулся, потом покачал головой.
— Тогда быстрее… А то придется менять тебе прозвище Мангуста на какого-нибудь там ленивца из семейства неполнозубых.
— Будешь тут полнозубым при такой жизни, — добродушно проворчал он, тем не менее споро поспевая за мной, — то маркеловские гиббоны, то путинцевские гориллы… а тут еще ты — прямо не Хамелеон, а бронтозавр какой-то!
* * *
До пристани мы добрались минуты за две, несмотря на то что постоянно приходилось обходить лабиринты бараков и преодолевать горы завалов.
Мы вынырнули из тени какой-то полуобвалившейся громады, и я окликнула мужика в заношенной «олимпийке», который возился на носу старенького «Амура»:
— Докинь до Набережной, а?
— Да вы че, — прохрипел он, — какая, е-мое, набережная? Не видите, некогда мне тут с вами… Специально встал пораньше, чтобы…
Я молча запрыгнула на катер, Костя — за мной. Мужик снова поднял голову и, увидев нас на борту своего жалкого суденышка, гневно заорал, как говорится, в дьявола и в бога душу мать.
— Он у тебя на ходу? — не обращая ни малейшего внимания на ругань, спросила я.
— Тебе-то от того… — начал было он, но тут же неловко смолк, что-то нечленораздельно пробулькав, потому что натолкнулся взглядом на «узи» в руке Курилова.
— Вези, — негромко выговорил Костя.
— Ничего с тобой не будет, — поспешила успокоить я несчастного мужичонку, которого буквально затрясло.
Тот бросился на корму и дрожащими руками принялся заводить мотор…
* * *
— У тебя есть деньги? — спросила я у Курилова, когда мы уже на всех парах неслись вверх по течению.
— Ты что, ему платить собралась? — контрвопросом отпарировал он.
— Да нет. Просто тебе не приходила в голову мысль, что наши приметы скоро разлетятся по всем отделениям города?
— Приходила, — кивнул он, — только где это ты найдешь магазин одежды, который открывается в шесть утра или вообще работает круглосуточно? На набережной я что-то таких не помню.
— Это ничего, — отмахнулась я.
Не успели мы подъехать к набережной, как в небе раздалось характерное стрекотание вертолетных винтов и над нами зависла патрульная машина, а в высунувшемся из кабинки мегафоне заскрежетали какие-то какофоничные звуки, очевидно, содержавшие в себе требование сдаться подобру-поздорову.
— Не думаю, что они успели подтянуть теплую компанию на набережную, — процедила я сквозь зубы, — что-то я там ничего не вижу.
— Так быстро работают только в сказочном американском кино про полицейских. Особенно сказочна их, копов, тупость при такой-то технике, — откликнулся Курилов, прицеливаясь в вертолет из пистолета-автомата.
