Ее слова повисли в засушливом воздухе, между рядами лимонных деревьев. Несколько мгновений оба молчали.
— Моя семейная жизнь, — повторил наконец Хью и как-то странно улыбнулся. — Ты хочешь знать о моей семейной жизни? О моем браке с Амандой?
— Нет, — сказала Хлоя. — Не хочу.
— Представь себе двух людей, которые за весь день обмениваются от силы несколькими словами, — продолжал Хью, не обратив внимания на ее возражение. — Представь себе отца, который не знает собственных детей. Который проводит в офисе куда больше времени, чем требуется на самом деле. — Хью резко выдохнул. — Наши отношения с Амандой… Это не семейная жизнь. Или, во всяком случае, я не часть семьи. Я — чековая книжка.
Он с силой потер лицо, потом поднял взгляд.
— Я не этого желал, Хлоя. Я никогда не хотел быть… черт, чужим человеком для собственных детей!
Хью шагнул к Хлое, пристально глядя ей в глаза.
— А когда я увидел, как Филипп общается с Сэмом, то подумал: ведь у меня была такая возможность! Я мог быть отцом этого парня…
— Нет! — с внезапно вспыхнувшей яростью перебила его Хлоя. — Прекрати немедленно! Филипп и есть отец Сэма — ясно? Филипп — его отец. Ты не знаешь, что было бы, если бы мы остались вместе. И ты не имеешь никаких прав предполагать, что… — Она не договорила и умолкла, пытаясь привести в порядок мысли. — Хью, мне очень жаль, что ты несчастлив с Амандой. Вправду жаль. Но… это не моя проблема.
Хью посмотрел на нее.
— Иными словами, это означает: «Отвали и оставь меня в покое».
— Не совсем, — помолчав, сказала Хлоя. — Но… довольно близко.
Они снова помолчали. Хью сунул руки в карманы и сделал несколько шагов в сторону, уставившись на песчаную почву, как будто внезапно очень ею заинтересовался.
— Ты меня использовала, — произнес он наконец.
— Мы оба использовали друг друга, — возразила Хлоя.
— Это твоя месть, да? — спросил Хью, внезапно подняв голову. — Ты хотела наказать меня за то, что я сделал?
— Нет, — ответила Хлоя. — Я тебя не наказываю.
— Ты наверняка испытываешь что-то в этом духе. Ненавидишь меня.
— Нет, — автоматически возразила Хлоя.
Но в памяти ее вспыхнули воспоминания. Как она, двадцатилетняя, сидит на тетиной кухне за столом и машинально сует Сэму в рот ложечку с пюре. Лицо серое от усталости, искаженное страданием. Невыносимым осознанием того, что могло бы получиться. Что должно было бы получиться. Если бы он только не оказался таким трусом!.. В те черные дни Хлоя презирала его. Конечно, презирала. Она жаждала столкновения, мести, реабилитации. Она представляла себе картины страстных, почти ожесточенных взаимных упреков и бесконечными ночами вцеплялась в них, как в утешение.
Да, эти картины до сих пор жили в ее сознании — Хлоя не могла этого отрицать. Но за прошедшие годы они потускнели, словно старые, позабытые наброски: им теперь не хватало ни красок, ни импульса, ни энергии чувств, породившей их.
— Тогда, может, и ненавидела, — сказала она, подняв взгляд. — Но сейчас… — Она убрала волосы с влажного лба. — Хью, время ушло. Мы больше не студенты. У нас обоих семьи. У тебя две чудесные малышки…
— Которые меня почти не знают, — с горечью произнес Хью. — Которые меня не любят. Если я завтра уйду, мои дети этого даже не заметят.
Хлоя посмотрела на него. Гнев ее утих, сменившись внезапным состраданием к этому богатому, энергичному… и несчастному человеку, упустившему все то, что она ценила превыше всего.
— Ты должен заслужить любовь, Хью, — тихо проговорила она. — Заслужить. Потратив на это время и усилия…
— Я хочу заслужить твою любовь, — сказал Хью, не отрывая от нее взгляда, и Хлоя ощутила, как щеки ее вспыхивают.
— Нет. — Она резко качнула головой. — Не говори так. Я же сказала: то, что мы сделали, — это просто… ошибка.
Хью подошел к ближайшему дереву, задумчиво нахмурившись. Он сорвал с ветки зеленый лимон и несколько мгновений смотрел на него. Потом произнес, спокойно и твердо:
— Я тебе не верю. Ты осторожничаешь.
— Вовсе нет! — возмутилась Хлоя. — Я люблю Филиппа. Я хочу остаться с ним…
— У нас всего одна жизнь, Хлоя. — Хью поднял голову, и при виде его напряженного лица у Хлои ноги сделались ватными. — И очень редко появляется шанс изменить ее.
— Это не шанс.
— Еще какой шанс!
— Хью… — Хлоя покачала головой. — Ты ведешь себя нелепо. Это было пятнадцать лет назад. Мы тогда были совсем другими людьми…
— Ну и что?
Хлоя ощутила, как в ней снова всколыхнулись чувства, и с трудом сдержала их. Да что с ней такое происходит? Почему она вообще его слушает?
— Мы можем осторожничать и играть наверняка, — сказал Хью. — Или можем рискнуть, крупно, как никогда, и получить… получить совершенное, чудеснейшее счастье.
— Я не игрок, — возразила Хлоя, пытаясь держать себя в руках. Но ее бросило в жар, и что-то сжало ей горло.
— Все мы игроки, — непреклонно заявил Хью. — Насколько ты уверена, что десять лет спустя все еще будешь с Филиппом? На девяносто процентов? На восемьдесят? Меньше?
— На все сто! — воскликнула Хлоя, поддавшись вспышке гнева. — А вот за вас с Амандой я бы не поручилась!
Несколько секунд она молча смотрела на Хью, потом развернулась и быстро пошла прочь, то и дело спотыкаясь на каменистой почве. Ее настигли слова Хью:
— Ничто не бывает стопроцентным, Хлоя.
Дженна следила со своего наблюдательного пункта — балкончика ее маленькой комнаты, — как Хью пристально смотрит на Хлою. Судя по его виду, Хью был на взводе. Вообще-то не удивительно. Разговор Дженна не слышала, но было вполне ясно, как именно он протекает.
Дженна затянулась и снова посмотрела на Хью. Он стоял, глядя на лимонную рощу, с застывшим лицом. «О господи! — подумала Дженна. — Да возьми же ты себя в руки, слабак!»
Тут из комнаты донесся стук. Дженна, не поворачивая головы, откликнулась:
— Да?
— Дженна! — Аманда говорила четко и вежливо, как всегда поутру. — Девочки уже позавтракали. Вы готовы?
— Вполне, — отозвалась Дженна, преспокойно растерев сигарету с марихуаной подошвой сандалии.
Повернувшись, она увидела через стеклянную дверь балкона, как Аманда демонстративно стоит на пороге комнаты, ни на миллиметр не переступая границу. В этом была вся Аманда. Никакой осознанной неформальности. «Старушка Аманда играет строго по правилам», — подумала Дженна. Играет по правилам сама и ждет того же от всех остальных.
Глядя на ничего не подозревающую Аманду, Дженна вдруг ощутила некую неожиданную симпатию к ней. Она, может, и неприятный человек, но не стерва. Не двуличная. Просто очень уж чопорная. И понятия не имеет, что за дрянь ее муж.
