— Дорогой друг, не знаю, как вас благодарить… Ваши резинки…хитрая штуковина как нельзя лучше подходит для канцелярской работы…и для шпионской тоже… сегодня днем вы спасли мою честь… Мисс Фартингейл могла бы сказать вместе с Галилеем: eppur si muove…
[104]
теперь ей не приходится никого пришпоривать, слава богу, чтобы она передала добрые новости из Гента в Экс…
Положив портфель на стратегически идеальное место, чтобы тот постоянно был у него на глазах, Тоби пригласил Сатклиффа сыграть во французский бильярд, включил свет и проверил шары в деревянном треугольнике, предполагающем символические характеристики — квадратный корень из пяти — Великой Пирамиды: находившийся теперь вдалеке Блэнфорд когда-то внимательно рассматривал ее в большой книге с гравюрами, изображавшими разные таинственные вещи. Изредка они с Тоби произносили по паре слов, но в основном молчали, наслаждаясь возможностью поразмышлять между ударами кием и между своими репликами. Отдохнув и расслабившись, они поставили кии на место и заняли места за любимым столиком, и тут Тоби взглянул на часы и сказал, мол, пора выпить последнюю чашу, прежде чем заняться трудной проблемой обеда, которая была не по силам и тому и другому.
— Насколько я понимаю, вашего Райдера собираются наградить, — произнес он. — Ничего хорошего из этого не выйдет; проклятые военные терпеть не могут, когда старые послы вручают гражданским лицам награды, предназначенные им.
— Вряд ли он откажется, — заметил Сатклифф.
Тоби покачал головой.
— У этого человека неясно выраженный Сатурн. — Тут со стуком открылась дверь. — Наконец-то! — воскликнул Тоби. — А я уж подумал, не случилось ли чего.
Пришла Констанс! Сатклифф недовольно посмотрел на приятеля, поскольку тот, несомненно, знал о ее намерении прийти — наверное, она позвонила ему по телефону.
— Мог бы сказать мне, — прорычал Сатклифф.
Тоби принял высокомерный вид.
— Это было совершенно секретно — так она сказала — а я уважаю ее секреты, разве не так, дорогая?
Констанс выглядела гораздо лучше и опрятней, чем в первую их встречу, хотя, может быть, это сдружившись с ним, она так расцвела. Или тут иное: преодолев благодаря алкоголю и разговорам с Сатклиффом свою совестливость, она научилась справляться со своим чувством одиночества. Как бы то ни было, простота и душевное расположение, с какими она поставила свою тарелку между их тарелками, говорили об ее нежном отношении к обоим мужчинам. Более того, теперь у нее было что обсудить с ними и что ей очень хотелось обсудить. И она сказала, обращаясь к Тоби:
— Уверена, вам уже известно, что я скажу. По какой-то непонятной мне причине все считают принца двойным агентом.
Тоби с важностью кивнул.
— Но это же неправда. Иногда он очень резко нас критикует, но всем сердцем он с союзниками. Ну вот, как раз о нем я и хотела поговорить, потому что получила длинное сообщение по телетайпу, будто бы принц хочет получить разрешение на приезд сюда, чтобы обсудить некую проблему.
Обо всем этом Тоби уже знал, так как старый принц был предметом многих переговоров с Каиром, из которых следовало, что его передвижения вызывают сомнение и страх, ведь он вознамерился вернуться в неоккупированную зону Франции по причинам, которые едва ли можно отнести к «деловым переговорам». У Тоби не было собственного мнения на этот счет, однако долг обязывал его повторять то, что думали в его офисе. Ну а там полагались на выводы разгневанного Каира, где мрачный бригадир Маскелайн
[105]
подозревал старика в двурушничестве и считал, что опасно отпускать его в вояж по Европе, где тот начнет распространяться о своих военных симпатиях, а то и передавать немцам шифровки. Маскелайн требовал во что бы то ни стало сорвать поездку принца и предложил задержать его в Женеве — якобы из-за проблем с визой. Однако легко сказать, но трудно сделать — посол в Египте поддерживал принца и наверняка в случае надобности с удовольствием поспособствовал бы ему — в пику армейской службе безопасности. Задержать старика можно было бы, лишь устроив такую бюрократическую неразбериху, что обескураженному принцу наскучит «воевать» и он сам отменит поездку. Всё это Тоби в подробностях изложил Констанс, наблюдая, как она теряет терпение.
— Вы не знаете старину принца, — сказала она. — Он не только очень милый, но и очень упрямый, да и довольно многие примут его сторону, а не вашей недальновидной разведки. Попомните мои слова.
Тоби вздохнул и заказал еще выпить, чтобы, сказал он себе, дать ей время остынуть; однако Констанс почти тотчас возобновила свои нападки:
— В любом случае, жребий брошен. Швейцарцы дали ему визу, и Красный Крест отправил сообщение послу.
Тоби, кивнув, вздохнул.
— У армейской службы паспортного контроля приоритет. Если они сделают вид, что не смогут выпустить его раньше, чем через два месяца… таковы намерения Маскелайна… Много ли власти, скажите мне, у Красного Креста в Каире?
Констанс хмыкнула.
— Скоро узнаете. Старина принц завтра же будет в небе Египта, в конце недели он вылетит из Турции. Он уже просил меня встретить его, а я поручила это Феликсу Чатто.
— Кажется, еще одно знакомое имя, — произнес Сатклифф, почувствовав, что вылезает из пропасти своего затворничества и отчаяния. — Это консул? Так я и думал.
— Конечно же, вы его знаете. У меня больше нет сомнений насчет вас. Вы были с Обри в Вене, когда Ливия, моя сестра… Она исчезла, едва началась война.
— Неужели Обри и вправду любил ее?
К собственному удивлению, Констанс залилась жарким румянцем.
— Естественно, любил. А кого же еще?
— И Феликс любил?
— Спросите его сами. Он в консульстве и по утрам принимает посетителей.
— А Ливия?
— Как сквозь землю провалилась. Я видела ее в хронике, в фильме о большом нацистском митинге. Она была в нацистской форме. С тех пор — никаких известий. Даже подумать страшно, Робби, что с ней.
Сатклиффу было приятно это интимное «Робби».
— Правильно, зовите меня Робби, и Обри тоже зовет меня Робби; мне кажется, я становлюсь ближе к нему. В конце концов, мы многим вам обязаны, ваш Фрейд отправил нас в Вену. Бедная моя страдалица Пиа! Увы, Вена ее не вылечила!
Констанс положила руку ему на плечо и слегка сжала его.
— Мне жаль.
Тоби вернул их к предмету разговора.
— Мы исходим из следующего: собирается или не собирается старый бродяга снова затевать тайные проекты? У меня нет никого, чтобы прикрывать его.
