- Это, душа моя, все пустые слова, - махнула рукой Аграфена Антоновна. - Шаги какие-то, эффекты... Мне не эффекты твои нужны, а дело. Дело, понимаешь? Время-то идет, а дела наши чем дальше, тем хуже. На днях снова кредитор являлся, судом грозил... Бухвостов граф давеча на улице встретил, так, поверишь ли, едва кивнул, будто я не княгиня, а нищебродка приблудная. Чую я, не будет нам от него добра.
Пан Кшиштоф порылся в кармане, вынул сигару и осторожно понюхал, проведя ею у себя под носом.
- В ваших словах есть резон, сударыня, - сказал он, - но как же быть? Между нами, я не вижу способа повлиять на графа Бухвостова. Говоря по совести, он представляется мне непреодолимым препятствием в задуманном вами предприятии.
- Мною? - переспросила княгиня тоном, который не предвещал ничего хорошего. - Мною, значит? А ты, выходит, и знать ничего не знаешь? Это как же понимать, сударь мой? На попятную, что ли? Ты, батюшка, со мной не шути, эти шутки тебя до добра не доведут. Я ведь к тебе давно приглядываюсь. Это еще проверить надобно, каков ты есть поручик. Что-то ты не особенно в свой полк торопишься, герой бородинский!
Пан Кшиштоф помолчал, делая вид, что занят раскуриванием сигары. Тон княгини и, в особенности, ее последние слова заставили его всерьез задуматься.
Похоже было на то, что княгиня готова была прочно вцепиться ему в глотку.
- Мадам, - осторожно начал он, деликатно выпуская дым в сторонку, - вы как-то превратно истолковываете мои слова. Я лишь заметил вам, что граф Бухвостов - серьезный противник и что я не вижу, каким оружием можно с ним бороться. Я вовсе не отказываюсь от сотрудничества, мадам, но, согласитесь, сотрудничество предполагает взаимную выгоду. Если же это дело с опекунством сорвется, то выгоды для себя я не вижу. Ну, вот хоть убейте, не вижу!
- А для меня, значит, видишь, - саркастически вставила Аграфена Антоновна. - Я, выходит, только о том и пекусь, чтобы дочку пристроить. Ты у нас, значит, шибко выгодная партия для княжны... Так, что ли, по-твоему? Так вот, голубчик ты мой, что я тебе скажу. Я тебя насквозь вижу и, кабы не нужда, на порог бы тебя не пустила, а не то что в зятья. У нас с тобой в этом деле один интерес - деньги. И тут уж либо мы с тобой пойдем до самого что ни на есть конца, либо уж сразу в петлю. Бухвостов нам мешает? Так он и станет мешать, покуда жив...
Тут она оборвала свою речь и выжидательно уставилась на пана Кшиштофа. Огинский окутался густым облаком сигарного дыма и закашлялся, чтобы выиграть время. Слова были сказаны, и долго гадать об их истинном значении не приходилось. Пан Кшиштоф даже несколько растерялся от такого нежданного напора: он никак не мог предполагать, что ему вот так, почти в лоб, предложат убить человека.
- Было бы очень грустно потерять нашего дорогого графа, - не дождавшись ответа, добавила княгиня, - но не стану скрывать, что его кончина пришлась бы весьма кстати в нашем с тобой, поручик, нелегком положении.
- Да, - несколько придя в себя, промямлил пан Кшиштоф, - положение у нас незавидное и требующее каких-то радикальных мер. Боюсь, мадам, что вы правы от начала и до конца. Я должен подумать. Найти человека, который согласился бы нам помочь, не так просто. К тому же, для этого потребуются деньги, и деньги немалые...
- Ни слова о деньгах, - перебила его княгиня. - Устала я, батюшка, от тебя о деньгах слышать, ей-богу, устала. Деньги нам тут не понадобятся, поверь моему слову.
- Это почему же? - удивился пан Кшиштоф.
- А потому, батюшка ты мой, что посторонний человек в нашем деле ни к чему. Третий - лишний. Лишний карман, лишняя пара глаз, лишний язык... На что тебе эта морока? Ты - мужчина видный, косая сажень в плечах, усищи вон какие отрастил. Тебе и карты в руки. Неужто со стариком не справишься?
Пан Кшиштоф поперхнулся дымом.
- Я должен извиниться перед вами, мадам, - сказал он. - Помнится, когда мы повздорили из-за карточного долга князя Аполлона Игнатьевича, я пророчил вам будущность прачки. Езус-Мария, как я ошибался! В вас скрыты способности королевы преступного мира. Вы удивительно смелы, коварны и с достойной восхищения прямотой называете вещи своими именами.
- Комплименты твои весьма сомнительны, - сказала Аграфена Антоновна. Много языком юлишь, друг любезный. Отвечай-ка сию минуту и без этих своих выкрутасов: сделаешь или нет?
- Боюсь, что деваться мне некуда, - развел руками Огинский. - Пан или пропал, так ведь?
- В точности так, - согласилась княгиня. - И не тяни ты, голубчик, ради бога. Время дорого. Неровен час, назначит Бухвостов другого опекуна... И аккуратно постарайся, чтобы без кровищи этой. Ну, мало ли от чего старый человек помереть может? Съел чего-нибудь не того, или, скажем, во сне задохся...
Пан Кшиштоф подавил рефлекторное содрогание, встал и, откланявшись, покинул дом Зеленских. Руки у него слегка дрожали, волосы на затылке шевелились: он был до глубины души поражен словами княгини. Вот тебе и глупая провинциалка... Вот тебе и слабая противница! Да к ней нельзя и на секунду поворачиваться спиной! Проглотит в один присест, живьем, вместе с сапогами и шляпой, и даже не поперхнется... Куда до нее Мюрату!
Уже очутившись на улице, он заметил, что все еще держит в зубах давно потухшую сигару. В волнении пан Кшиштоф так крепко стискивал челюсти, что они начали ныть, а во рту у него оказалось полным-полно раскрошенных, размокших табачных листьев. Раздраженно швырнув окурок в лужу, он долго отплевывался от этой ядовито-горькой дряни и утирался носовым платком.
На улице между тем окончательно стемнело. Было холодно и промозгло, уличные фонари маячили в сыром тумане размытыми пятнами тусклого желтоватого света, почти ничего не освещая вокруг, кроме себя самих. Тут и там в приближающейся ночи тепло светились окна; по занавескам то и дело пробегали чьи-то тени. Там, в теплых уютных гостиных, жили люди, чьи мелкие неприятности и хлопоты не шли ни в какое сравнение с теми проблемами, которые одолевали пана Кшиштофа, как одолевают бродячую собаку беспощадные блохи. Сейчас Огинский был зол на весь мир, который никогда, ни при каких обстоятельствах не желал идти ему навстречу. Ну, что стоило, скажем, тому же графу Бухвостову перестать упираться и спокойно, не вдаваясь в подробности, назначить княгиню Зеленскую опекуншей Марии Андреевны Вязмитиновой? Какое ему дело до княжны? Что он тщится доказать своей принципиальностью, чего добивается?
И, конечно же, граф Бухвостов ничего и никого не боялся. Он был одним из первых людей в уезде и считал на этом основании, что может безнаказанно куражиться и издеваться над теми, кто беднее и ниже его по положению, не опасаясь даже вызова на дуэль, - кому, в самом деле, пришло бы в голову бросить вызов этому мешку с прогорклым салом? Он жил в свое удовольствие, веселился, как умел, чревоугодничал, пьянствовал и даже мысли не допускал о том, что кто-то может отважиться поднять на него руку. Стервец, подумал пан Кшиштоф с растущим озлоблением. Старый негодяй, прохвост, подонок...
Не разбирая дороги, Огинский широко зашагал в сторону дома графа Бухвостова. Под ближайшим фонарем он остановился и посмотрел на часы. Было только начало десятого. Старый граф ложился рано, но требовалось какое-то время, чтобы его многочисленная прислуга угомонилась и тоже улеглась спать. Словом, идти к графу Бухвостову было рано, и Огинский отправился в трактир.
