— Все, автородео закончилось победой фаворита, — сообщила я Феофанову, тормоша его за плечо. Осторожно разогнувшись, он поглядел на меня полными ужаса глазами. Из разбитой губы у него текла кровь, на лбу образовалась шишка.
— Мы живы, — прохрипел он так, что я не поняла, это вопрос или констатация факта.
— Вроде живы, — пожала я плечами, изучая разбитое лобовое стекло. — Пока живы.
— Я уж думал, что все, — судорожно вздохнул Феофанов. — Господи, меня точно решили пришлепнуть! Это Никита, черт бы его побрал.
— Неизвестно еще, — буркнула я, подсчитав в уме сумму, необходимую для ремонта «Фольксвагена».
— Да кто же еще? Уверен на все сто, что Никита! — негодовал Феофанов и вкрадчиво спросил, глядя на меня глазами брошенного голодного щенка: — Евгения Максимовна, вы возьметесь за мое дело? Без вас мне просто крышка.
— Уже взялась, — пробурчала я с досадой на себя, что ввязалась в эту темную историю. — Расценки мои знаете? Оплатите ремонт машины плюс деньги на дополнительные расходы, если потребуется специальная аппаратура, материалы или заплатить кому-нибудь взятку, например.
— Я согласен, только защитите меня! — с готовностью закивал Феофанов.
Я промолчала.
«Фольксваген» я оставила на платной стоянке, чтобы отремонтировать позже. От стоянки мы доехали на такси до ближайшего банкомата, чтобы снять деньги на ремонт машины.
— Сни?мете деньги, потом поедем к вам домой, — сказала я архитектору, пока тот копался в карманах в поисках бумажника с кредитками.
Феофанов растерянно обернулся ко мне:
— У меня больше нет дома.
— Как это нет? — изумилась я.
— Ну, в квартире, где мы жили с Анжелой, теперь поселился ее брат, якобы для охраны ее от меня. Дом родителей я продал, так как полагал, что для совместной семейной жизни хватит одной квартиры, — потерянным голосом поведал Феофанов. — Если я заявлюсь в свою квартиру, Никита пристрелит меня, подбросит наркотики и скажет своим коллегам, что в таком виде и нашел меня в подъезде.
— Вы, кажется, рассказывали о каком-то своем друге, у которого ночевали? — вспомнила я.
При упоминании о друге архитектор поник совсем.
— Я ему звонил сегодня утром, и мне дали понять, чтобы я там больше не появлялся. Конечно, не в открытую. Намекнул, что жена чуть не сбрендила от случившегося. Лучше подождать, пока она остынет, и только тогда появляться. Говорил, что через три дня он идет в отпуск, они на две недели едут к родственникам жены, а затем мы непременно встретимся, посидим, то да се. — Сказав это, Феофанов опять стал шарить по карманам.
— Великолепно, — проворчала я. На аллее справа от банкомата показался патруль в составе четырех человек.
— Да что вы копаетесь! — прикрикнула я на горе-клиента.
— Не могу никак найти бумажник, — смущенно проговорил Феофанов, — может, выронил в машине во время бешеной гонки или в больнице сперли?
— Ни в больницу, ни к машине мы возвращаться не будем, — буркнула я и потянула его от банкомата. — Возьмите меня под руку, сделаем вид, что просто прогуливаемся.
Феофанов с готовностью взял меня под руку, и мы неторопливо пошли по аллее прочь от банкомата.
— Почему мы не будем возвращаться к машине? — негромко спросил Феофанов.
— Примета плохая, пути не будет, — отшутилась я.
— Думаете, они устроят там засаду? — с понимающим видом кивнул Феофанов.
— Не исключено, — ответила я. Феофанов судорожно сглотнул.
— Не бойтесь, они на нас даже не смотрят, — оглянулась я на патруль. — Прекращайте дрожать, а то у меня будет вибрационная болезнь.
— Я не от страха дрожу, просто ветер такой пронизывающий. Надо было куртку потеплее надеть, — сказал Феофанов, стуча зубами. — А замерзать мне нельзя, у меня слабое здоровье.
— У такого быка — и слабое здоровье? — сказала я чуть громче, чем требовалось, потому что не смогла совладать с собой от потрясения. — У вас нормальная ветровка. Может, мне снять и отдать вам свою куртку?
— Ни за что! Я лучше замерзну, — гордо заявил архитектор.
Я остановила такси. Мы как раз стояли на проспекте.
— Я сейчас за вас заплачу, но завтра, когда откроются банки, вы мне все компенсируете, — с грозным видом предупредила я Феофанова в салоне такси, протягивая водителю деньги.
— Да нет проблем! — воскликнул Феофанов и поинтересовался: — А куда мы едем?
— Мы едем к единственному родному человеку, оставшемуся у меня на этой планете. Не считая, естественно, отца, — ответила я.
— Вижу, про отца вы говорите без теплоты в голосе, — заметил Феофанов.
— Это мое личное дело, — пробурчала я. — Мы с отцом не общаемся.
— Вас это беспокоит? Может, поговорим об этом? — дружелюбно предложил Феофанов. — Выговоритесь, легче будет.
— Я что, второго Фрейда подрядилась защищать? — спросила я зловеще.
— Просто предложил, — пошел на попятную Феофанов. — Я думал, это поможет нам сблизиться.
— Вот как раз сближаться нам не стоит, — сухо заметила я. — Вы должны четко выполнять мои приказы, быть со мной абсолютно честным, доверять мне, но не более. А пока приказываю молчать, мне надо собраться с мыслями.
В салоне частного такси повисла тишина, которую нарушил водитель:
— Куда дальше?
— Направо, потом на перекрестке снова направо, — ответила я, проверяя, нет ли за машиной «хвоста».
Глава 2
Перед квартирой тети Милы, у которой мне пришлось поселиться, переехав в Тарасов после смерти матери, мы остановились, и я еще раз попросила Феофанова повторить легенду. Я не хотела, чтобы тетя знала, кто он на самом деле, чтобы не втягивать ее в свои дела. Она мне заменила мать, и я слишком дорожила ею.
— Мы познакомились на улице сегодня вечером. На меня напали хулиганы… — послушно затараторил архитектор, запнулся и попросил: — Евгения Максимовна, может, давайте скажем, что на вас напали хулиганы, а я их раскидал?
— Моя тетя не полоумная, чтобы поверить в подобный бред, — ответила я. — Дальше, и без самодеятельности!
— Ладно, вы меня спасли, — согласился Феофанов нехотя. — У меня от побоев шок, поэтому вы решили отвезти меня домой и напоить чаем. Так сказать, пожалели бедного калеку.
— Про калеку это хорошее дополнение, хвалю, — улыбнулась я, оценив его сарказм. — Можете еще рассказать про слабое здоровье.
— Смейтесь, смейтесь, — печально вздохнул Феофанов. — Мать рассказывала, что я родился очень слабеньким, постоянно болел, и она боялась, что я не выживу.
— Да это все матери так рассказывают, — махнула я рукой. — Давайте дальше.
