— А в чем же? — спросил Сюнсукэ с хладнокровием психиатра.
— Ради счастья Ясуко. Думаю, что так будет лучше для нее.
— О чем ты говоришь? — Старик откинул голову и рассмеялся. — О счастье Ясуко? О счастье женщины? Ты и женщин-то никогда не любил, а еще рассуждаешь о каком-то женском счастье?
— Вот почему следует делать аборт. Если пойти на это, между нами развяжутся узы. Если Ясуко захочет развестись, то ничто не будет препятствовать ей. В конце концов, это сделает ее счастливой.
— Что диктует твои чувства? Добродетель? Сострадание? Эгоизм? Или слабоволие? Это черт знает что! Никогда бы не подумал, что придется слышать от тебя подобные слюнявые разговорчики.
В своем гневе старик был непригляден. Руки его затряслись сильней, чем обычно. От возбуждения он скрестил свои почти утратившие жирок пальцы. Раздалось сухое шуршание, похожее на звук сыплющегося песка. Он нервно перелистал страницы «Книги смерти», оказавшейся у него под рукой, и грубо захлопнул ее.
— Ты забыл, забыл, что я говорил тебе. А говорил я вот что! О женщине следует думать как о неодушевленной материи; что не надо замечать в ней души. Вот отчего все мои беды. Не ходи по моей дорожке, где я спотыкался. И это ты, который не способен любить женщин! Тебе следовало бы все это знать, когда ты собирался жениться. Счастье женщины — ну разве это не смешно?! Ты полюбил ее, что ли? Какая чепуха! Чего это ты вдруг проникся жалостью к этому полену? Ведь когда ты женился, разве ты не видел, что за полено ты берешь в жены? Ютян, смотри мне!
Духовный отец серьезно посмотрел на своего сына красавца. Его старческие глаза поблекли. Когда он старался пристально вглядеться во что-нибудь, кожу у глаз покрывали печальные морщины.
— Тебе не нужно бояться жизни. Заруби себе на носу: ни боль, ни горе не коснутся тебя. Никогда не принимать на себя ни ответственности, ни долга — моральное право красоты. У красоты нет времени заботиться о долге и отвечать за непредвиденные последствия своего влияния. У нее нет времени думать о счастье и тому подобном. И тем более о счастье людей. Именно по этой же причине красота обладает силой через страдание делать счастливым даже умирающего человека.
— А, теперь я понимаю, почему вы против аборта. Вы думаете, что Ясуко будет недоставать мучений, не так ли? Вы думаете, что на благо ей нужно сохранить ребенка, чтобы она не могла развестись со мной, если захочет, и чтобы доставить ей еще больше страданий. Ясуко уже сейчас немало натерпелась. Она — моя жена. Я верну вам эти пятьсот тысяч.
— Ты опять противоречишь себе. Ты говоришь: «Ясуко моя жена; я должен приложить усилия, чтобы развод с ней прошел безболезненно». Это как разуметь? Тебя пугает будущее. Ты хочешь избежать его. Тебя страшит перспектива видеть Ясуко, страдающую рядом с тобой всю жизнь.
— А что делать с моим страданием? Я тоже мучаюсь, вот сейчас. Я ни капельки не счастлив.
— Выкинь из головы все, что причиняет тебе боль, внушает чувство вины и приводит к раскаянию. Ютян, открой глаза! Ты совершенно невинный мальчик! Твои поступки не продиктованы страстью. Вина — это приправа к страсти. Ты же отведал только приправы и тотчас скорчил физиономию. Почему ты хочешь развестись?
— Я хочу стать свободным. Сказать по правде, учитель, я сам не понимаю, почему делаю все по вашей указке. Чувствую себя опустошенным, когда теряю свою волю. — Его невинные тривиальные слова, выплеснутые из сердца, постепенно переросли в вопль отчаяния. Юноша выпалил: — Я хочу быть самим собой! Я хочу жить подлинной жизнью!
Сюнсукэ слушал внимательно. Он думал о том, что впервые услышал стон своего художественного детища. Юити продолжил скорбно:
— Я устал от своей скрытности.
Впервые артефакт Сюнсукэ заговорил своими словами. Сюнсукэ пригрезилось, будто в этом ожесточенном и красивом юношеском голосе, в его ворчании отозвалась тяжкая-тяжкая колокольная мелодика. И в то же время это мальчишеское недовольство вызвало у него ухмылку. Однако это уже не были речи его творения.
— То, что меня называют красавчиком, меня нисколько не радует. Я был бы счастливей, если бы все говорили просто: «Какой обаятельный и занятный этот парень Ютян!»
— Судя по всему, — тон Сюнсукэ понизился, — твоим собратьям не суждено достичь подлинного существования. Взамен этого твои собратья, будучи в рамках искусства, могли бы оказаться самыми отважными противниками реальности. Видимо, твои собратья от рождения призваны носить это тавро. По крайней мере, мне так думается. Деяние — это такое представление, которое сидит верхом на реальности и погоняет ею, нанося последний удар; и шибает так, что у нее перехватывает дыхание. Благодаря этим эскападам представление всегда становится наследником реальности. Еще та штучка эта реальность! На нее влияешь, а она влияет на тебя; ты понукаешь ею, а она тобой понукает! Вот, например, кто непосредственно продвигает и правит реальностью, так это народные массы. Что касается представления, то его не спихнуть с места. Ничто на земле не может заставить его пошевелиться. Это по силам художникам, ответственность лежит на них. Только представление может привнести реальность в саму действительность; реализма не существует в природе, он есть только в представлении. Реальность, если сравнивать ее с представлением, это полная абстракция. В сфере реальности человечество, мужчины, женщины, любовники, семьи и прочее находятся в сожительстве. В сфере воображения, напротив, есть человечность, мужественность, женственность; есть любовь, которая утоляет любовников; есть жилище, которое становится домом, и тому подобное. Представление схватывает атом реальности, но при этом не валится с ног. Представление, как стрекоза, отражаясь на поверхности воды, скользит над ней и незаметно для наших глаз откладывает яйца. В воде вырастают личинки, и настает день, когда они взлетают в небо. Они знают все подводные секреты, но смотрят на мир воды свысока, с презрением. Вот в чем заключено призвание твоего братства! Однажды ты пожаловался, что тебя раздражает принцип правоты большинства. Сейчас, однако, я уже не верю твоему раздражению. В чем заключается оригинальность любви между мужчиной и женщиной? В современном обществе браки, основанные на инстинктах любви, стали редким явлением. Обычаи и образцы проникают даже в первичные импульсы. И какие образцы, на твой взгляд? Поверхностно-художественные образчики! По глупости своей многие молодые мужчины и женщины пребывают в убеждении, что подлинная любовь случается только в каких-нибудь художествах, а их собственная любовь есть не более чем бездарная подделка. На днях я посмотрел романтический балет с одним танцором, опять же вашим, так сказать, собратом. В роли любовника он был бесподобен, великолепно изображал тонкие переживания влюбленного мужчины. Однако любил он не красавицу балерину, а мальчика-подмастерья, который исполнял в этом спектакле незначительную партию и появлялся на сцене ненадолго. Что опьяняло в этом любопытном зрелище, так это совершенная искусственность его игры. И все потому, что он не испытывал желания к своей партнерше по сцене. Любовь, как он изображал ее на подмостках, была для молодых женщин и мужчин этой неискушенной публики тем, что называют в этом мире образцом любви.
