Книга Моя жизнь как фальшивка, страница 25. Автор книги Питер Кэри

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Моя жизнь как фальшивка»

Cтраница 25

Она вошла, и Чабб неуверенно заговорил с ней по-малайски. Она отвечала резковато, на мой слух, не оборачиваясь к нему. Выложив костюм на кровать, девушка тонкими пальчиками отвернула край целлофановой упаковки.

– Очень много старый, – пояснила она. – Видите?

Пока я разглядела только, что елочка твида вместо иссера-черной сделалась зеленовато-белесой. Что я могла сказать? В красивых глазах молодой женщины проступили укоризна и гнев. Знакомое разочарование охватило меня: я не умею ладить со слугами, не научилась даже когда их у нас была целая дюжина, а от матери ко мне перешел страх как-то задеть прислугу и дать ей повод уволиться «ни с того, ни с сего». По просьбе горничной я стала присматриваться внимательнее, и при этом тревожно шарила в кошельке. И в чаевых я ничего не смыслю. На Рождество еще ничего, поскольку отец давно установил суммы праздничной премии для каждого, это стало традицией в противовес американской манере превращать слуг в попрошаек.

– Видите! – повторила горничная.

Я протянула ей синюю бумажку и поняла, что обидела девушку.

Чабб подошел ближе. Я спросила его, сколько следует заплатить.

Не отвечая, он склонился над костюмом, и только теперь, когда старик попытался разгладить лацканы, я осознала: ветхая ткань так пострадала от чистки, что разошлась по всем складкам и швам, крошилась под рукой, словно крыло мертвой бабочки.

– Совсем старый был, – пробормотал он, перебрасывая пиджак через руку. – Извините. – Голос его прервался, и я поневоле заглянула в набухшие слезами глаза. Чабб удалился вместе с костюмом в ванную – странное, жалкое существо в старой рубашке, с язвами на ногах, закутанное в переливчатый женский саронг. Горничная, как и я, не знала, куда глаза девать.

– Ваш отец?

Я покачала головой и снова протянула ей синюю бумажку. Девушка тоже покачала головой, осторожно взяла мою руку и сжала мои пальцы на банкноте. Она вовсе не сердилась на меня.

– Мы не виноваты, – сказала она. – Вы же видите, мемсахиб? Костюм совсем старый.

– Да, понимаю.

Она ушла. Я присела у окна. Не столько судьба ветхого костюма расстроила меня, сколько горе Чабба. Нынче плаксивые мужчины вошли в моду, но, по правде сказать, мне от мужских слез всегда было не по себе. Я не знала, как утешить Чабба, если он разрыдается. Дверь ванной распахнулась, и я увидела, что Кристофер Чабб мужественно собрал нервы в натянутые жилы. Он вынул костюм из упаковки и, сощурив глаза, предъявил мне.

– Это ужасно, – признала я. – Мне так жаль.

– Это не случайность, – угрюмо заявил Чабб. Пострадали не только лацканы, но и рукава – один живописно сквозил, словно одеяние нищего в «Сэдлерс-Уэллс» [54] .

– Они это сделали нарочно.

– Да нет же. – Я хотела дотронуться до Чабба рукой, успокоить его, но он отшатнулся.

– Не хотят пускать меня в гостиницу. Вы что, не понимаете, женщина? Без костюма вход запрещен.

Сперва этот вонючий сикх с головой-креветкой пытался меня остановить, а когда не вышло, они уничтожили мой костюм.

Я не решалась возражать, но, как мне часто говорили, лицо мое секретов хранить не умеет.

– Думаете, я не прав? Так и скажите. Я вас врать не заставляю.

Теперь он злился на меня, а мне уже надоел его бред.

– Извините, я немного устала.

Он склонил голову, как официант.

– Надеюсь, моя история не слишком скучна.

– Вовсе нет, – отозвалась я, но не удерживала его, поскольку Чабб все же решил переодеться, а когда он вернулся из ванной, не попыталась утешить его раненую гордость и молча следила за тем, как он забирает рукопись. Когда он сунул сверток под мышку, я убедилась, что костюм погублен безнадежно: насквозь протерт на коленях и обшлагах, на отворотах пиджака проступила белая подкладка.

– Всего доброго, мисс Вуд-Дугласс.

– Всего доброго, мистер Чабб.

Можете думать, что мне следовало принять хотя бы одно его стихотворение, но вы не правы. Можете сказать даже, что не повредило бы симулировать восхищение, раз уж я так хотела добраться до Маккоркла. Пусть так, но я ничего не могла поделать, лишь стояла и смотрела, как он уходит. Мне, правда, было жаль Чабба, но он бы все равно не поверил.

Я присела у окна. Улица сверкала в промытых дождем солнечных лучах. Вскоре Чабб, хромая, прошел вдоль Джалан-Тричер. Рукопись он торжественно нес перед собой, как пудинг на серебряном подносе.

19

Когда отцу шло к семидесяти, он вбил себе в голову, будто Барбара – полагаю, точнее всего будет назвать эту женщину его любовницей – собирается выставить его за дверь, и явился ко мне на Шарлотт-стрит в редакцию «Современного обозревателя» спросить, во что обойдется аренда комнаты в каком-нибудь пабе на Оркнейских островах.

Бычок всегда отличался романтичностью, но этот его закидон вышел таким нелепым и вместе с тем жалким, и, в конце концов, он же был моим отцом, как бы гадко себя ни вел в прошлом. В общем, я пообещала разузнать.

Я тут же подключила всех: мою кузину Дженет, моего надутого братца и еще некоторых родственников, которые как-то еще терпели папочку, – и совместными усилиями мы наскребли на первый взнос за квартиру в Бэйсуотере, предполагая, что после его смерти продадим квартиру и деньги вернем. Сподвигнуть народ на такое предприятие было нелегко, поскольку каждого из нас он в свое время предал или подвел; к тому же все мы, за исключением моего братца, отнюдь не богаты.

И вот, заручившись согласием всех участников дела, я пригласила отца на ланч у «Симпсона» и представила ему этот план. По-моему, я не говорила свысока и не слишком наслаждалась ролью благодетельницы. Бычок спокойно слушал, попивая бургундское, кивал, а выслушав до конца, сдержанно поблагодарил и спросил: ничего, если он со мной свяжется? Спустя неделю он позвонил и сообщил, что Барбара вовсе не гонит его прочь, это ему померещилось.

Переговоры с родней дались нелегко. Я затеяла все из любви к отцу, и эта любовь была, как я теперь понимаю, весьма инфантильной. Она казалась мне бескорыстной, но не тут-то было: когда отец отверг помощь и даже не поблагодарил, я молча, но решительно и гневно умыла руки.

После этого мы, наверное, еще раз или два встречались, но в памяти ничего не сохранилось, пустые, беглые разговоры. Когда отец умер, я была с Аннабель в Португалии, и о смерти его узнала с таким опозданием, что даже на похороны не успела.

Я не горевала, но на душе было паршиво: я оказалась хуже, чем хотела быть. Сейчас, при виде растерянного старика, бредущего вдоль Джалан-Тричер, на душе опять заскребли кошки.

Весь день я провела в унынии, а под вечер решила прогуляться. Подумывала даже отправиться на Джалан-Кэмпбелл, но как только я вышла в фойе, меня окликнул Слейтер, карауливший в засаде на другой стороне «Горного ручья». Я прошла по мостику к Слейтеру, устроившемуся среди книг и блокнотов, с таким видом, словно бар превратился в его личный кабинет. Красотки-официантки, его задушевные подруги, сбежались узнать, чего нужно этой нелепой белой женщине.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация