Сьюзан сидела в задней комнате «Летающей свиньи», ее правая нога находилась в руках лысого татуировщика. Сверкая лысиной, он колдовал над творением, вызванным к жизни его умелой рукой. Его большое мускулистое тело было покрыто многоцветными картинками, каждый дюйм кожи, за исключением красноватого, загорелого лица, был забит татуировками. Хойт сидел с другой стороны, держа в руках журнал «Роллинг Стоун», но не читал его, а просто сидел с отсутствующим видом, окутанный клубами сигаретного дыма и тяжелой металлической музыкой, загипнотизированный низким, непрерывным жужжанием иглы, вводящей чернила в щиколотку Сьюзан – гвоздика, затерявшаяся в море голубых роз.
Притопывая другой ногой в такт музыке, Сьюзан отгоняла мух, лениво летавших в теплом спертом воздухе салона. Стоявший рядом вентилятор вертел туда-сюда своей пустой белой, головой, первоклассный механизм, высокомерно озирающий сцену, наполнял ее слабым шипением перегоняемого воздуха. Стены и даже потолок были залеплены образцами чернильных творений: скелеты и черти на лошадях, четырехлистный клевер, карты Ирландии, корабли, плывущие по бушующим морям, китайские иероглифы, обнаженные женщины с четырьмя тузами, разбитые сердца, сочащиеся кровью, или сердца, улетающие в небеса на ангельских крыльях.
Сьюзан решила разместить у себя на лодыжке ни больше ни меньше, как маленькую солнечную систему. Она отказалась от идеи наколоть портрет Хани, поскольку у нее не было с собой хорошей фотографии, заслуживающей того, чтобы быть навеки запечатленной в альбоме ее кожного покрова. Кроме того, парень, специализировавшийся на портретах, до следующей недели проходил курс реабилитации вместе с женой, так что пришлось ограничиться маленькой солнечной системой.
Для выполнения своего проекта она выбрала бывшего зэка Тони, хотя нельзя сказать, что у нее был широкий выбор. Отчасти дело было в том, что Сьюзан не просто хотела потрясающую татуировку – она хотела ее прямо сейчас. «Сейчас» было, возможно, самой существенной частью проблемы. В салоне оказалось только два работающих «художника»: отсидевший Тони и Большая Птица, а Большая Птица был скорее экспертом по части пирсинга, шрамирования и, самое главное, бритья голов; потому что, понимаете ли, он их не просто брил, он создавал на них рисунки и узоры – например, Джерри Гарсиа,
[26]
въезжающий в рай на крылатом мотоцикле, Саддам Хусейн, низвергающийся в ад, и свиньи, порхающие вокруг кончика иглы.
– Поэтому салон так называется? – вежливо поинтересовался Хойт, когда Тони закончил довольно пространные объяснения. Вместо ответа Тони тупо посмотрел на него, затем наполнил иглу красными чернилами и продолжил рисовать Сатурн.
Сьюзан обнаружила, что тату-салон очень спокойное место. На нее снизошло умиротворение от жужжания иглы Тони и новой музыки, которую только что поставил Большая Птица. На сей раз это были «Блэк Кроуз», «Блэк Саббат», «Мегадэд» и под конец «Грейтфул Дэд».
– Любая команда, в названии которой есть слово «черный» или «смерть», – безо всякой нужды объяснил Большая Птица, продолжая прокалывать нос молодому человеку.
– А как насчет Циллы Блэк? – кротко спросил Хойт со своего насеста возле двери. – Или Ширли Темпл Блэк?
[27]
– Это группы такие? – Тони окунул иглу в крошечный пластиковый цилиндр с красными чернилами и вернулся к лодыжке Сьюзан, на которой начал набивать звезды.
Сьюзан с Хойтом переглянулись и заулыбались. Эти татуировщики вообще хоть что-нибудь знают?
– Цилла Блэк – английская певица, а Ширли Темпл…
– Я про нее слышал! – торжествующе оборвал их Большая Птица. – Она пьянчуга!
Сьюзан заерзала, закусив нижнюю губу.
– Ох, – печально произнесла она, будто решила сдаться и отложить свои грандиозные планы на потом.
– Я вам сделал больно? – удивленно спросил Тони, словно боль не была обычным явлением в его работе.
– Немножко, – робко призналась она. – Может, сделаем малюсенький перерыв?
Тони выпрямился, и тут стали видны рисунки на его бугрящихся мускулами руках: пирамиды на закате, стадо быков, над которым летит бомбардировщик, чье-то имя, которое Сьюзан не разобрала (впрочем, ничего удивительного), и Граф Чокула, распростерший свои зловещие широченные рукава. Затем он встал, потянулся, отчего рисунки на миг исказились, и зевнул.
– Конечно, давайте. У меня все равно шея затекла.
Сьюзан наклонилась вперед, чтобы получше рассмотреть творение Тони на ее щиколотке. Насколько она поняла, он обвел весь рисунок странной неровной голубой линией – возможно, чтобы создать эффект атмосферы или открытого космоса, она не была уверена, а также сомневалась, что сам Тони видит разницу. Внутри этого голубого виднелся набросок двух звезд, Сатурна и чего-то, очень похожего, если она не ошибалась… на турецкий флаг. В целом это творение походило на патриотичный солнечный синяк, но патриотичен он был по отношению к стране на Ближнем Востоке.
– Ну как успехи? – спросил Хойт, подходя к ней. Он выглядел чуть менее печальным, чем был, когда она нашла его. Таков девиз скаутов, верно? Старайся сделать все вокруг менее печальным, а если получится, то вытатуируй турецкий флаг.
– Отлично, – прощебетала она. – Видишь?
Она Подняла ногу с рисунком и вытянула ее вперед.
– Угу, – сказал он. – Да, с татуировкой все в порядке. Мама надрала бы мне задницу, если бы я такое себе сотворил. Уж поверь мне.
Сьюзан иронично улыбнулась. Иногда он разговаривал как персонаж из старого сериала, вроде «Шоу Энди Гриффита».
[28]
– Ну тогда хорошо, что ты себе такое не сделал.
Она сосредоточенно рылась в сумочке в поисках сигарет, когда в дверь вошла девушка с короткими малиновыми волосами и пирсингом на подбородке. С широким бледным лицом и густо накрашенными голубыми глазами, под цвет ярко-голубого гвоздика в проколотом подбородке, она походила на некрасивую большеголовую куклу или на близкого друга семейки Адамс. Или семейки Осборн.
– Сколько стоит проколоть язык? – высоким гнусавым голосом спросила девушка, положив руки на прилавок. Все пальцы у нее были унизаны серебряными кольцами, ногти накрашены черным лаком. На ней была черная, в тон ногтям, короткая юбка, открывающая живот, драная черная рубашка, черные носки и черные кроссовки на высокой платформе.
Сьюзан застонала при упоминании пирсинга языка и, подойдя к девушке, тронула ее за руку.
– Не прокалывай язык. Пожалуйста. Какого хрена ты это делаешь?
