Он говорил с большой горячностью, и Везарио пришлось успокаивать друга:
— Разумеется, ничто в подлунном мире не случайно, и все события так или иначе связанны между собой, ибо вершатся по божьему промыслу. Но эта связь не всегда постижима разумом простых смертных. Не следует усложнять, Лео, ты уже свободен.
Везарио почти три года провел в Падуе, где среди прочих душеполезных занятий выкраивал время на посещение университета. В конечном итоге он не завершил ни одного курса, зато получил право числить себя человеком философского склада. Без всякого предупреждения он зажал Леонардо нос, вплеснул в раскрывшийся для вдоха рот ложку обещанной тинктуры, а следом отправил кусочек мяса. Пациент подавился и закашлялся, предобрейший доктор изрядно хлопнул его между лопаток и стал увещевать:
— Воспользуйся своей свободой с пользой, мой дражайший друг! Забудь про зеркала, забудь вообще про все. Хватай вот этот плащ, двигаем к реке, растолкаем какого-нибудь лодочника, чтобы скоренько вывез тебя из города, пока стражники не хватились.
Доберешься до Винчи, выпросишь у родни коня и скачи во весь опор в Милан или пробирайся в Рим, а еще лучше во Францию. Люди живут повсюду, и везде они жаждут любоваться своими богомерзкими рожами, запечатленными в цветах и красках, а еще больше любят праздники и веселье. Кто может устроить им и одно и другое, всегда будет при деньгах. Обживешься и черкнешь весточку своему давнему знакомцу Везарио… Поторопись, Лео, время дорого!
Он помог Леонардо закутаться в плащ, поправил капюшон, чтобы скрыть лицо, сунул ему короб с лекарствами, а сам прихватил масляную лампадку, установленную в фонарь со стеклянной стенкой.
— Если напоремся на дозорных — скажу, что иду к больному, а ты мой подручный.
— Погоди, — Леонардо остановился и привалился к стене.
— Что опять? Тебе совсем худо?
— Сначала я должен завершить одно дело.
— Неотложное?
— Да, именно так. Скажи, маленький мертвец, который при жизни назывался Джованни, все еще в «госпитале Святой Марии»?
— Откуда мне знать? Наверное, если его завонявший труп до сих пор не швырнули в общий ров или хуже того — в помойную яму.
— Значит, велика вероятность, что тело еще там. Мне необходимо осмотреть его.
— Тебя самого пора поместить в эту благословенную божьим знамением клинику, — шипел Везарио, воздевая руки к небу. — Святая Дева, этот человек утратил разум! Самое плачевное, что меня снова упекут в застенок, на этот раз за помощь безумному…
— Хорошо, оставайся здесь. Я пойду один.
— Кто тебя впустит в госпиталь, подумай? — Везарио сплюнул сквозь зубы и повернул в сторону площади Святой Марии. — Но учти, Леонардо — упрямство большой грех, любопытство — грех непростительный, и оба этих греха лежат на тебе. Так и знай!
* * *
Заспанный привратник ничуть не удивился, обнаружив у входа фармацевта Везарио, и без долгих разговоров впустил его через черную дверь. Свои медицинские обязательства монастырская братия блюла свято, от поставщиков лекарственных средств тоже требовали доставлять снадобья без проволочки, во всякое время суток. Единственно, сегодня аптекарь против обычая заявился с помощником, тащившим тяжелый ларь. Поклажу требовалось поставить в мертвецкой, чтобы лекарства находились в прохладе для большей сохранности. Никакого желания навещать покойников среди ночи привратник не испытывал, потому отстегнул от связки ключ и вручил его Везарио, дождался, пока аптекарь с подручным спустятся вниз по плоским каменным ступеням и притворил за ними двери мертвецкой. Зевнул, вернулся на свою деревянную скамью, дабы погрузиться в объятья Морфея.
Тем временем сам синьор Везарио уткнул острый нос в батистовый платок, обильно пропитанный розовой водой, и указал Леонардо на самый дальний закуток мертвецкий, где до срока хранили невостребованных покойников. Вместе они принялись заглядывать под куски холста, которыми были накрыты тела, пока не отыскали нужное.
В силу благочестия или из-за высокой цены на ткани, из которых был сшит дамский наряд, тело Джованни освободили от одежды. Теперь он лежал свершенно голым, и граница плотного слоя белил, покрывавших его руки, лицо и шею до самых плеч, просматривалась очень четко. Леонардо смахнул рукавом слой белил с его кожи, внимательно осмотрел пальцы, затем несколько раз надавил на живот, который ввалился так, что свод ребер выдавался над ним подобно мосту над водами реки. Наконец, склонился над покойником, долго принюхивался и огорошил Везарио вопросом:
— Как полагаешь, мальчишка Джованни похож на святого?
— Сильно сомневаюсь.
— Тогда взгляни сам. Лишь тела святых не подвержены тлению. — Заинтригованный Везарио тоже склонился над мертвецом. — Вот трупное пятно, надави на него — и оно исчезнет, как будто покойник умер меньше десяти часов назад. От него практически нет запаха, значит, в его тканях нет скопления вредоносных миазмов и газов, неизбежных спутников разложения плоти…
— Знаешь, Лео, трупы держат в холоде именно затем, чтобы они меньше воняли! Для сравнения можешь обнюхать еще парочку, если тебя это развлечет, только помни, для живых длительное пребывание в мертвецкой может кончиться насморком или катаром легких — второе гораздо хуже. Идем отсюда, у меня уже сопли ручьем текут!
Он брезгливо скривился и поплотнее укутался в плащ.
— Постойте, ученый синьор. Вам не приходилось слышать, что воздействие сильного яда может нарушить распад тела, предустановленный природой?
— Думаешь, паренька отравили? — Везарио нехотя осмотрел тело еще раз и кивнул. — Ты прав, мой драгоценный друг, но прав лишь отчасти! Парнишка с ног до головы перемазан свинцовыми белилами, тебе известно лучше моего, какая это ядовитая штуковина, она вполне могла нарушить естественные процессы разложения.
Действительно, если долго пользоваться свинцовыми белилами без достаточной осмотрительности, можно почувствовать головокружение, которое сменяется тошнотой. Желудок откажется принимать пищу, суставы начнут болеть и опухать. Случается, что у художников, долгие годы работавших с белилами, пальцы скрючиваются, подобно обезьяньей лапке, или вся рука повисает беспомощной плетью, глазные яблоки теряют подвижность, а разум погружается в неизбывную печаль, пока совсем не угаснет. Но способны ли свинцовые белила отнять жизнь чуть больше чем за час, Леонардо не знал. Неужели глупый розыгрыш, который затеяли художники, стоил мальчишке жизни? От такого предположения его сердце сдавило ледяными клещами, он едва слышно выдохнул:
— Значит, его убили белила?
— Это просто проверить. Если концентрация свинца в белилах была смертельной, на деснах у самых зубов образуется темная полоса…
— Нужно заглянуть к нему в рот!
— Нет, достаточно ограничиться ногтями, свинец в большом количестве образует точно такую же темную полосу по краю ногтя. Здесь таковой полосы я не наблюдаю. Скорее, юнец задохнулся. Смотри сюда и увидишь этот участок трупного пятна. Он меньше ногтя на мизинце, бурого цвета и выступает над кожей — ecchymosis
[17]
, возникший после смерти. Такие штуки бывают у покойников юного возраста, умерших от удушения, утопления или подавившись… Вода смыла бы с него грим, петля или пальцы оставили бы следы на белилах, покрывающих шею. Метод исключения позволяет нам сделать вывод — он подавился. Давай поспорим на пять монет серебром, что я прав, — Везарио протянул художнику свой платок. — Отряхни белила у него с физиономии и сам увидишь характерный цвет кожи вокруг его губ — синевато-серый.
