— Печать вроде ихняя, дома Медичи, а что здесь писано, кого отпускать по такой бумаге и куда внесли залог — Бог весть. Сейчас пойду разыщу святого отца с тюремной часовни, уж он мне прочтет слово в слово.
— Простите, синьор сторож, а откуда у Лиа такой чудной зверек?
— От арестантки, откуда еще? Но зверь справный, рабочий. Мышей ловит почище иной кошки. Только не жрет их совсем! Чем кормить такого — ума не приложу.
— Неужели синьора, его прежняя хозяйка, не рассказала, как о нем заботиться?
— Нет, синьор. Она вообще ни слова не говорит, сидит пригорюнившись. Воды не пьет, на еду вовсе глядеть не хочет. Хотя какая у нас тут еда? Супруга по доброте принесла ей яблоко и винограду, но все без толку. Миска так и стоит на полу нетронутая. — Сторож понизил голос, — боюсь, заморит себя голодом, дуреха, а мне отвечать. У нас начальство разбираться не станет, турнут со службы и всех дел. Синьора-то важная птица, да и жаль, коли помрет — редкостная красавица. Сразу видно, дама пристойного поведения, а не шалопутная девка.
— Послушайте, синьор сторож, — Леонардо, к большому восторгу девчушки, несколько раз подбросил и поймал яблоко. — Позвольте мне поговорить с вашей узницей? Вдруг я уговорю ее немного поесть?
Сторож хмыкнул:
— Попробуйте, синьор, пока я сбегаю к дьякону. Кто их баб разберет, чего они хотят? Единственно, между вами будет решетка. Идите за мной, я отопру окошко в двери.
* * *
Синьора занимала ту же самую камеру, которую недавно покинул Леонардо. Она сидела среди растрепанной охапки соломы, ее спина оставалась безупречно прямой, а руки были сложены на коленях, ее запястья охватывали проржавевшие полоски железа — кандалы. Они были очень громоздкими, и казалось, в любую минуту готовы соскользнуть с нежных женских ладоней. Лишенная солнечного света, ее красота стала еще более изысканной, живописец не знал краски, чтобы передать такую прозрачную бледность, особенный цвет глаз и легкую, словно забытую на лице улыбку. Заметив его, синьора встрепенулась, откинула со лба вдовье покрывало и разглядывала нежданного визитера.
— Простите дерзость незнакомца, мадонна, рискнувшего нарушить ваш покой. Вы не помните меня, но я тот человек, который разгадал секрет вашего сундучка в доме нотариуса. У меня остались зарисовки, вот — взгляните. — Он прижал тетрадь с рисунками прямо к решетке. Против его ожиданий синьора поднялась с топчана и приблизилась к двери настолько, насколько ей позволяла ржавая цепь, соединявшая наручники с громадным ржавым кольцом, вмонтированным в каменную кладку.
— Значит, это ваши рисунки… — Голос у нее был грудным, очень красивого окраса, даже при том, что она говорила совсем тихо.
Леонардо убрал тетрадку и прижался щекой к стальным прутьям, — синьора подошла достаточно близко, чтобы он смог чувствовать ее дыхание на своей щеке. — Синьора, мне неизвестно ваше имя, но поверьте мне, я хочу вам добра, — прошептал он.
— Какой прок в имени? Оно пустой звук. Но если желаете, зовите меня Луиса.
— Мона Луиса, вы можете избегнуть пыток и суда! — снова зашептал он. Запах меда и луговых трав, исходивший от ее кожи, наполнил все кругом, его мысли закружились в безумном хороводе, как бывает весенним утром.
— Прошу вас, заклинаю, прислушайтесь к моим словам. Вы можете избегнуть пытки и суда. Я знаю, вы не убийца, вы должны вернуть себе свободу, сбежать отсюда!
Уголки губ моны Луисы чуть дрогнули, стали подобны слабой улыбке.
— Невинным не страшна ни пытка, не суд. Мне нечего опасаться, синьор живописец, — гордо ответила она. — Я не убивала этого юношу, напротив — он пытался присвоить себе артефакт, которым по праву гордится наш род, на том лишь основании, что наши семьи состояли в родстве много столетий назад. Я нашла его уже мертвым, но предмет моих поисков уцелел. Он был надежно скрыт в старинном ларце. Сейчас моя жизнь подвергается опасности, укрыть от которой могут только тюремные казематы с толстыми стенами. Мне придется оставаться здесь до самого полнолуния, когда свершится предначертанное и луна напоит меня чудесным светом. До полнолунии я не могу оставить город. Не беспокойтесь, синьор Да Винчи, я сумею о себе позаботиться!
— Вам известно мое имя? — От неожиданности Леонардо сделал шаг прочь от двери.
Улыбка синьоры сделалась уверенной и исполнилась тайны:
— Ваши рисунки говорят о вас больше, чем ваши уста. У вас особенная манера делать штриховку, а ваши линии живые и точные. Никто во Флоренции еще не рисует так, как вы. Никто в целом мире!
— Послушайте, прошу вас, — щеки Леонардо раскраснелись от ее слов, а сердце билось настолько громко, что эхо разлеталось по всем коридорам. — Нам отпущено мало времени! Вы можете сбежать из этой камеры.
— Для чего мне возвращаться в мир, погрязший во лжи и пороке?
— Неважно. Вам нужно просто нажать на него.
— Нажать куда?
— На рычаг. — Он оглянулся, чтобы увериться: сторож еще не вернулся, а девочка слишком занята со своим питомцем, и ей нет до окружающих никакого дела. — Пошарьте по стене вон в том темном углу, ваши кандалы позволят вам это, и отыщите изображение паука. Смело надавите на него — под вашими ногами откроется подземный ход, он приведет вас к реке, за городскую стену или куда пожелаете. Только ничего не бойтесь! Идите смело. Хотя… Вам будет тяжело и опасно бродить в подземельях совсем одной, приду за вами. Давайте условимся в какой день и час…
— Леонардо…
Она поднесла руку к самом оконцу и погладила его по щеке. Леонардо хотел было поцеловать ее пальцы, но губы наткнулись на холодную решетку. Во рту разлился привкус металла, подобный вкусу крови.
— Как удивительно… Выходит, вы из тех людей, кому древние тайны открываются сами и манят за собой. Между такими людьми существует родство, даже если они не знают собственных предков.
— Вы говорите о моей матери, мадонна? — Тревога опустилась на его плечи, как черная птица. Он никогда не видел собственной матери и мало что знал о ней, но стоило ему появиться у колодца в Винчи, как кумушки бросали ему «ведьмино отродье» и торопливо уводили собственных отпрысков.
— Нет, друг мой, синьора покачала головой, и ее очи наполнились неизбывной грустью, словно она прожила в этом мире тысячу лет, а потом еще сотню. — Наше родство не по крови, такое родство дается свыше, оно приходит с лунным светом и несет сокровенное знание. Оно наделяет нас властью знать и хранить тайну. В сокровенном знании есть великая сила. С древних пор люди луны берегут знание от дурных рук и заботятся о ближних, способных постигнуть тайну. Ибо без помощи мудрых такие люди подобны путникам, бредущим во мраке. Придет час, и вы вступите в круг знания, а затем в круг мудрости… — Их пальцы соприкоснулись через просветы решетки, обменявшись живым теплом. — Теперь ступайте, ваше время еще впереди…
Топот тяжелых сапог сторожа был слышен еще с винтовой лестницы, Леонардо повернул голову, чтобы посмотреть, где он, а потом опять припал к решетке, зашептал:
