Когда они добрались до середины реки, гул и шум от взрыва улегся. Леонардо отряхнул с волос хлопья гари и пепла и вытащил из-за пазухи мертвую птицу, внимательно осмотрел и снял с ее лапки легкое колечко, изготовленное из сердцевины очищенного лебединого пера. Эта конструкция надежно прижимала к птичьей лапке кусочек тончайшего шелка, по которому извивались линия и несколько греческих литер, и показал капитану Дель Сарто.
— Забавная штука, жаль только ничего не разобрать, и один Господь ведает, кто это сделал. Слишком хитро для обычного вора и убивца, который обрядился нищим.
— Я не вор! — отчаянно выкрикнул пленник. Он нашел в себе силы, чтобы попытаться сесть и продолжить говорить с большим достоинством. — Прошу вас, синьор капитан, отправьте гонца в Рим, с известием, что вами был задержан брат Альбано, монах ордена св. Франциска, доверенный помощник кардинала Риарио, младший сын графа Аннунцо ди Винколли, в подтверждение чего он может представить кольцо с гербовой печатью кардинала…
Капитан вытряхнул содержимое нищенской сумы на свой плащ, бросил взгляд на кольцо, затем подцепил огрубевшими пальцами толстую позолоченную цепочку, которую носил Урбино:
— Твое имущество, говоришь? А по-моему, все это барахлишко краденое, включая гербовый перстень. Еще бы назвался германским императором или самим Папой. Где мне набрать столько дармоедов, чтобы приставлять к каждому нищему персонального скорохода и отрядить бегать в Рим туда-сюда-обратно? Или думаешь, здесь сплошь дурачье, которое не отличает знатного синьора от черни?
— Погодите, капитан.
Леонардо потянул к себе нищенскую суму, вид она имела самый жалкий — как и надлежит засаленной дерюге, но его чуткие уши, различавшие тончайшие музыкальные тоны, уловили скрип и легкий шорох. Он вывернул суму и без всякого почтения разорвал подкладку — за ней скрывался тайный карман из тонко выделанной кожи, в котором обнаружилась целая пачка писем. Некоторые из них были адресованы фра Альбано, другие не имели к нему отношения, хотя исходили от важных господ, но главное, среди них обнаружилось послание, адресованное Великолепному правителю города Флоренции, вручить исключительно в собственные руки; а отправлено оно было синьором Пикколомини! Да Винчи не мог сдержать радости:
— Взгляните-ка сюда, синьор Дель Сарто! Скорее посмотрите! Перед нами то самое письмо, из-за которого отравили и лишили языка красавчика Винцентино из достойного семейства Пикколомини! Две печати из сургуча с киноварью, обе взломаны.
— Выходит, он читать умеет? Почитывает чужие письмишки?
Капитан снова ощутимо пихнул пленника, но Джулиано вступился за него.
— Погодите, капитан. Флоренция — вольная республика, здесь живут по закону. Этот синьор, как любой другой, имеет право нанять адвоката и назвать в суде почтенных граждан, которые подтвердят его личность, и привести свидетельства в свою защиту…
— Вот это правильно, ваша милость. Пусть судейские с ним возятся, городской страже своих дел по горло!
На пристани задержанного дожидалась тюремная карета, толпа любопытных горожан и синьор Везарио в компании освобожденного кондотьера.
— Чтоб тебе пусто было, Лис, мы с Леонардо утомились тебя ждать да высматривать!
Хлопнул его по плечу Джулиано.
— Замешкались, прошу прощения. Пока синьор Алесандро проверил подпол в покоях моны Челии и выволок оттуда еще один снаряженный заряд, стражники перекрыли половину городских улиц, суетились, вроде им куры зад расклевали. Слышал, из тюрьмы сбежал какой-то важный арестант…
Мадонна. Леонардо ни секунды не сомневался, что беглянкой была именно она — прекрасная синьора Мария воспользовалась его советом, и растворилась в подземном мраке. Эта мысль заставила его сердце биться, набирая скорость. Оно едва не ухнуло в непроглядный мрак и пустоту.
— Что? — переспросил он.
— Охранники шептались, вроде сбежала чахлая дамочка, которую держали в отдельной камере, — уточнил кондотьер со своей обычной простотой.
— Ее возвратили?
— Возвратили? — Синьор Алесандро коротко хохотнул. — Вот что я тебе скажу, Лео, люди сбегают из тюрьмы не затем, чтоб их ловили. Они ищут свободы!
* * *
Странное смятение объяло Леонардо при этих словах — он оставил компанию приятелей пить и веселиться, празднуя успех, и долго бродил по улицам без цели и смысла. Он готов был обшарить все потаенные уголки города, все рыночные площади и подземелья, даже взлететь под небеса, ради одного ее взгляда! Но понимал, что не должен этого делать, что напрасно молит покровителя всех живописцев, святого Луку, о новой встрече, он больше никогда не увидит ее.
Он опустился на ступени какого-то дома и сидел некоторое время, не в силах даже размышлять. Потом вытащил лоскуток шелка, добытый с птичьей лапки, стал разглядывать его, вертеть так и эдак, даже посмотрел на просвет. Леонардо с легкостью распутывал всяческие головоломки, созданные чужим разумом, но не мог уяснить — зачем судьба свела его с этой женщиной? Если бы жизнь человека была цепочкой из взаимосвязанных причин и следствий, это было бы на диво просто и приятно. Но разум людской слишком беден, дабы узреть господень промысел.
Зато узреть план города в невнятных линиях на кусочке шелка Леонардо оказалось вполне под силу. Конечно, это не была подробная карта, пригодная для путешественника, но какое-то сходство с абрисом города имелось — число точек на линии совпадало с числом башен. Значит, должен быть смысл и у греческих литер.
Он поднялся и побрел к городской стене. Башни обороняют орудия и люди, знать их число с точностью весьма полезно для тех, кто собирается осаждать город. Увы, даже с учетом наемников городской гарнизон был слаб, а орудия малочисленны. Конечно, не столь малочисленны, чтобы пересчитать их по пальцам одной руки, но порядковых номеров букв греческого алфавита вполне хватило бы!
Вот в чем смысл этой тайной эпистолы! Синьор-из-Рима подслушал в подвалах какие-то подробности подготовки города к обороне и спешил отправить их своим покровителям с почтовым голубем. Леонардо взвился, как ужаленный, принялся искать носильщиков, чтобы без промедления двинуться в палаццо ди Медичи. Но район города, в который он забрел, выглядел пустынными и недружелюбными, а усталость накатывала чугунной тяжестью.
Быстро стемнело.
Кубок ночи опрокинулся на Флоренцию, луна над его головой сделалась круглее, словно отяжелела от слез и печалей — Леонардо несколько минут любовался ее дивным светом, пока не сообразил, что забрел к тому самому дровяному складу, через подвал которого бежал из тюрьмы.
Оконце манило его к себе, а безумный свет луны подталкивал в спину. Повинуясь безотчетному порыву, он спрыгнул вниз и ощупью двинулся вперед. Подземелье больше не казалось ему враждебным, а память подсказывала, где следует пригнуться или свернуть. В подземных лабиринтах что-то неуловимо изменилось: воздух стал свежее и чище, в нем чудился легкий запах благовоний.
