— Посмотри-ка, куда она направилась, твоя «голодная сиротка»! Чтобы попасть в такой дом, нужно там жить или как минимум иметь на руках приглашение от кого-то из высокопоставленных обитателей!
Действительно, девушка с сигаретой уверенной походкой устремилась к высоченному элитному дому, гордо возвышавшемуся на набережной. Это чудо архитектуры было известно в нашем городе под именем «Дворянское гнездо» — огромное сооружение из красного кирпича и стекла, выстроенное в виде средневекового замка с цепями на воротах и коваными решетками на каждом парадном.
Здесь жили самые именитые люди нашего городка — чиновники высшей категории, крупные бизнес-воротилы и «воры в законе», что, как известно, частенько имеет прямую или обратную зависимость. Простому смертному незаметно проникнуть в это здание так же невозможно, как иноземному захватчику дойти дальше Сталинграда: территория вокруг замка тщательно охранялась и со всех сторон просматривалась камерами наружного наблюдения; у ворот круглосуточно дежурила охрана, а в каждом из подъездов наверняка имелась консьержка.
Летнее кафе располагалось аккурат через дорогу от чугунных ворот, и мы с тетей Милой могли наблюдать, как «сиротка» уверенно минует будку охраны, где ей не задали ни единого вопроса, и направляется прямиком к одному из подъездов. Поравнявшись с массивной дверью, она не стала давить кнопки домофона, а преспокойно открыла ее вынутым из заднего кармана джинсов электронным ключом-«таблеткой». И скрылась из вида.
— Ну? — торжествующе обернулась я к тете Миле. — Надеюсь, ты не будешь утверждать, что «сиротка» имеет право на свободный проход в такой дом исключительно для того, чтобы просить там милостыню?
— А может, она прислуга, — пискнула тетушка, уже капитулируя. — Бедняжку заставляют трудиться день и ночь…
— …перебирать мешки с зерном и шить бальные платья для злых сводных сестер. Хватит! Ты прекрасно знаешь, что в прислуги нынче набирают опытных да умелых, а не таких пигалиц, которые и носового платка не умеют погладить. И уж, во всяком случае, никакой буржуин не доверил бы малолетке ключей от своей квартиры. И будет об этом. Давай считать, что тема себя исчерпала.
Тетя отвернулась, шмыгнула носом и разочарованно ткнула ложечкой в раскисшее мороженое.
* * *
На дворе стоял теплый май, солнце гладило нас по волосам, легкий ветерок шелестел зеленью молодых тополей. Я не лирик, но в такую погоду и отпетому цинику хочется откинуться на спинку стула и, подставив лицо золотистому лучу, воскликнуть что-то вроде: «Как хороша жизнь!»
— Как хорошо! — сказала я. Отодвинула от себя опустевшую вазочку из-под пломбира и действительно откинулась на спинку стула, жмурясь от солнечных бликов, которые бегали по крыше и чистым окнам «Дворянского гнезда». Право же, на солнце это здание сверкало покруче самого дорогого бриллианта.
Теперь мне самой захотелось закурить. Вынув из пачки сигарету и щелкнув зажигалкой, я чуть отодвинулась от столика вместе со стулом: тетя не выносила дыма. И, как оказалось, это перемещение было удачным — сейчас блики на доме не так слепили глаза.
Прищурившись, я разглядывала геометрически правильные выступы и балкончики «Замка», от нечего делать прикидывая — можно ли при желании забраться по ним в нужную квартиру, если бы этого, скажем, потребовала от меня служебная необходимость. По моему раскладу выходило, что для этой цели понадобилось бы как минимум добротное альпинистское снаряжение, а как максимум — уловки киношного каскадера.
«Лет триста назад этот вопрос решался проще, — подумалось лениво. — Клиент просто бросал вниз веревочную лестницу, а телохранитель, то есть оруженосец, или вассал владельца замка, карабкался по ней, цепляясь шпорами за перекладины. Терял при этом шляпу, рвал фламандские кружева, потел и ужасно матерился в душе на своего сюзерена. И если он находился при этом в слабоватой физической форме, то наверняка срывался и падал».
Едва я успела додумать эту небогатую мысль, как в самом верхнем, чердачном окне, распахнутом по случаю тепла, появилась чья-то тень.
— Что там? Куда ты смотришь, Женя? — спросила тетя с явным любопытством. И обернулась.
Я не ответила ей — я смотрела туда . Смотрела очень недолго. Все произошло очень быстро: короткая возня, подробности которой с места, где я сидела, разглядеть было невозможно, слабый вскрик (а может, мне только послышалось?), и вдруг — душераздирающий вопль! Едва начавшись, он тут же оборвался — будто перерезали натянутую струну.
И одновременно сверху, через подоконник самого верхнего этажа, вниз, к устрашающе-убийственным каменным плитам дворика, мешком пролетело и рухнуло что-то живое и тяжелое. Вокруг закричали, люди повыскакивали из-за столиков — оказывается, жуткую картину наблюдала не я одна!
* * *
— Женя!!! — истошно закричала тетя и вцепилась в мою руку. — Женя, это она! Та девочка! Она выбросилась из окна!
Я не слушала ее, более того — довольно грубо оттолкнула в сторону. А потом, отшвырнув ногой и мешающие мне пластмассовые стулья, рванула туда, к дворику «Дворянского гнезда». Уцепившись за острые крючья ограды, в два счета перемахнула через нее, спрыгнув на плиты двора. Внимания на это никто не обратил — охрана бестолково суетилась, вызывая во мне здоровое раздражение: двое просто бегали по двору, еще один дрожащими руками утирал с лица пот, и только четвертый, полноватый и лысоватый дядька в синей форменной рубашке, стоял на коленях возле распростертого на бетонных плитах тела.
— Мертва? — спросила я, наклоняясь над той, что всего десять минут назад попросила у меня сигарету.
Охранник ощупал тело, потрогал жилку на шее, поискал пульс, оттянул веки — и медленно поднялся с колен.
— Мертва?!
Мне не ответили.
— Ужас… Ужас… Ужас… — по-бабьи лопотал тот, что утирал с лица пот.
В глазах у меня моментально потемнело — терпеть не могу мужиков, которые ведут себя как слезливая баба.
— Что ты стоишь, болван?! — рявкнула я так, что этот потный дурак вздрогнул и вытянулся передо мной в струнку, преданно поедая меня тупыми, очень близко посаженными глазами. — Порядков не знаешь?! Быстро к телефону! Чтобы «Скорая» была здесь через пять минут!
Это подействовало — торопясь, охранник потянулся одновременно в карман за мобильником и к ремню за рацией.
— Несчастный случай… самоубийство… внезапная смерть… пожалуйста, поскорее… — забормотал он.
А я смотрела на девочку. Она лежала неподвижно, с неестественно вывернутыми руками и ногами и, судя по положению головы, с переломанной шеей. На разметавшиеся по плитам светлые локоны из уголка рта, по подбородку и длинной белой шее алым шнурочком вытекала кровяная струйка. Лужа крови вытекала и из-под головы, волосы быстро намокали в ней, становясь совсем темными. А глаза были открыты — девочка, десять минут назад попросившая у меня сигарету, не отрывала от меня удивленного взгляда. Но жизни в этих глазах уже не было.
