Он и Ольховик сидели в невзрачном сером «Опеле» неподалеку от желтого пятиэтажного здания постройки образца начала двадцатого века. Между «Опелем» и зданием пролегала не особо оживленная дорога, а дальше, за небольшим круглым парком, располагался морг.
И морг, и желтое пятиэтажное здание относились к одному и тому же учреждению – медицинскому университету.
А в пятиэтажке располагалась фармацевтическая лаборатория, в которой работали Докукин и профессор Клинский.
Ни того ни другого на работе не было. Это уже установили ушлые подручные Ольхи. Леонид Борисович сам непосредственно руководил ими, что в последнее время было редкостью из ряда вавилонского столпотворения, Ноева потопа и тому подобных раритетных событий.
Дело в том, что утром этого дня Ольховику позвонил лично Ариец и сказал, что он прощупал каналы сбыта для товара, который по договоренности обязан был поставить Леонид. И что завтра к вечеру необходимо уладить все формальности по передаче товара и соответственно получения за это энной суммы в «гринах».
Ольховика как прошило током: он не ожидал, что Ариец заговорит об этом лично.
И что его люди – и он сам, Ариец, лично – будут в городе так скоро, а не через четыре-пять дней, как было сказано в предыдущем телефонном разговоре.
Леонида затрясло, и он с трудом довел разговор до логического конца.
Потому что товара не было.
И теперь он вынужден был идти на страшный, ничем реально не обеспеченный риск. Но иного выхода не было, потому что ни Ольховик, ни Спиридон, ни другие люди из группы не хотели переходить в незавидную категорию граждан, поступающую на хранение в морг.
– Так кто такой этот Мангуст? – повторил Спиридон. – Он может накапать мусорам или ФСБ, что мы целились на этот институт?
– Насчет накапать – это туфта, а вот если ему вздумается ставить нам палки в колеса, так это можно поиметь неплохие проблемы. Не такие, конечно, как с Арийцем, но все равно… Как говорится, последняя соломинка ломает спину верблюда. Так и нам каждое лишнее недоразумение – типа вчерашнего, в сауне, – может стоить впустую потраченного времени, а это время отольется в такой геморрой, что потом впору будет самим пускать пулю в собственную пасть. Что же они там так долго?
Это уже относилось к людям Леонида, которые находились внутри корпуса.
Ольховик нервно пощупал парик и усы, с помощью которых – да еще посредством со знанием дела наложенного грима – он фактически до неузнаваемости изменил свою внешность, с накипающей досадой и раздражением подумал, что Славе и Толстому пора уже давать о себе знать.
В этот момент зазвонил сотовый телефон, Ольховик поднес его к уху и услышал:
– Все готово, Леонид Борисович. Время.
– Идем! – скомандовал Ольха и, выйдя из машины, направился через дорогу прямо к входным дверям пятиэтажного здания. За ним последовал Спиридон.
В полутемном вестибюле их встретил невысокий, интеллигентного вида круглолицый крепыш в стильных очках, в джинсовой куртке и строгих черных брюках и проговорил:
– Все чисто. В лаборатории никого нет – все ушли на обед. Один охранник и еще второй – у спецхрана.
Они прошли мимо дремавшей вахтерши, столкнулись со стайкой оживенно переговаривающихся и смеющихся студенток в белых халатах, накинутых поверх одежды… Спиридон повернулся было в их сторону и хитро подмигнул одной из них, но тут же услышал сдавленное шипение Ольховика:
– Ты что же это, гнида… забыл про Остапа?
Спиридон был парень с крепкими нервами и не страдающий ни излишней сентиментальностью, ни сентиментальностью вообще. Но он вздрогнул, потому что вспомнил мертвое лицо Остапа, упавшего вчера в бассейн с простреленной головой – простреленной только за то, что он не услышал, как расправились с его шефом и Спиридоном. Потому что могло быть и хуже, если бы Ольховик не нажал на кнопку вызова, а Остап ничего не слышал.
И попал под горячую руку Леонида.
Спиридон пощупал голову, так удачно проломленную накануне Куриловым, и, отвернувшись от студенток, последовал за Ольховиком, угрюмо глядя в его широкую спину…
* * *
Лаборатория, как сказал парень в очках, располагалась на третьем этаже в отдельном отсеке. Как отметил Ольховик, дверь ее ничем не отличалась от всех остальных дверей в этом корпусе – такая же высокая, окрашенная уже пожелтевшей от времени кремовой краской. Вокруг нее точно так же проходили студенты, а один из них даже заглянул туда и, что-то весело крикнув, сбежал вниз по лестнице.
Ольховик потянул на себя ручку, и дверь послушно отворилась.
Перед ним простирался довольно-таки длинный коридор с двумя рядами дверей по обе стороны от него. Возле окна стоял стол, за которым сидел светловолосый молодой человек в камуфляжной форме. На столе возле него лежал автомат Калашникова.
Молодой человек был занят тем, что рассматривал журнал «XXL». Рядом лежала еще стопка таких же роскошных глянцевых изданий, среди которых глаз Ольховика различил «Ом», «Пентхауз», «Птюч» и «Плейбой».
– Ага… прогрессивная молодежь? – весело проговорил Ольховик.
– Угу, – пробурчал тот, всем своим видом давая понять, что если по возрастной категории он и относится к молодежи, то уж никак не к прогрессивной. – Вы что-то хотели?
– Да, конечно, – отозвался Леонид, быстро взглянув на Спиридона. – Если не ошибаюсь, Докукин Николай Николаевич работает именно здесь?
– Пока еще здесь, а скоро, наверно, не будет работать, – отозвался тот и поднял на Ольховика скучающий взгляд невыразительных темных глаз. – Ну, че надо-то? Нет сегодня Докукина.
– Да мы не к Докукину, – широко и дружелюбно улыбнувшись, сказал Ольховик, – мы к вам.
Охранник вскочил и судорожно вцепился в автомат, потому что Спиридон выхватил «ТТ» с глушителем и вскинул на него… но, кроме как дотянуться до «АК», молодой человек, любящий читать продвинутые журналы, ничего сделать не успел, потому что две пули пробили ему череп.
Он упал лицом на журналы и замер.
– Так, – проговорил Ольховик. – Спиридон, свали его под стол, чтоб не светить. Куда дальше, Слава?
– За мной, – отозвался парень в очках.
Они прошли по коридору до самого конца и свернули направо. Там был тупик, где находилась только одна дверь. Металлическая.
Слава потянул ее на себя, и глазам бандитов открылась небольшая комната, полностью заваленная беспорядочным нагромождением полок с колбами, ретортами, какими-то пластмассовыми, металлическими и картонными коробками, разнообразными металлическими конструкциями – Ольховик в порядке предположения счел их фиксаторами сосудов для химических реакций – и тому подобным научным хламом.
В дальнем углу стояла металлическая ванна, в которой что-то квакало, булькало и шуршало. А возле ванной – на единственном незагроможденном пятачке – находился диванчик, на котором сидел второй охранник. Появления Ольховика и его людей он даже не заметил – потому как на нем удобно разместилась крашеная блондинка в расстегнутом белом халате и прыгала вверх-вниз с такой блаженной физиономией, что никаких сомнений о роде досуга сотрудников лаборатории в обеденный перерыв не оставалось.
