Вопрос был, конечно, излишним, но я никак не ожидала, что в ответ на глазах отца заблестят слезы.
– Папа, что с тобой?
Он поспешно вытер глаза рукой.
– Простудился немного, – отрывисто пробормотал он, склоняясь над коробками. – Отнесу наверх. И конечно, я не против. Оставайся сколько захочешь.
Я смотрела, как он поднимается по лестнице, и волна любви к единственному родному мне человеку захлестнула меня с головой. Какое счастье, что здесь и сейчас, в этой реальности, он бодр и здоров. Наверное, разговор с Джо о болезни его жены заставил меня наконец оценить то, насколько многим моя нынешняя жизнь лучше той, другой. Ну разве что за исключением злосчастного эпизода с Мэттом. Хотя, может, и тут есть что-то хорошее. Лучше узнать заранее, что верность не его сильная сторона, и разорвать отношения, чем совершить ошибку, выйдя за него замуж.
* * *
На следующий день я собралась с духом и ответила на один из бесчисленных звонков Мэтта. По сути, выбора он мне не оставил: оба телефона – и мобильный, и домашний – не умолкали буквально ни на минуту. Наш разговор сложно было назвать приятным, и кое-какими сказанными мной словами я не особенно горжусь. Возможно, мой бывший жених ничего лучшего и не заслуживал, но я надеялась по крайней мере, что все будет цивилизованно. Увы, когда один из собеседников на прощание орет другому: «Желаю всего наилучшего!» – и бросает трубку, цивилизованным это никак не назовешь.
Несколько дней, остававшихся до Рождества, казалось бы, сулили только хорошее. Праздник приближался, и я, хоть и не испытывала обычного энтузиазма, старалась изображать приподнятое настроение – ради отца. Однако вряд ли мне удалось его одурачить – обычным моим вопросом прямо от дверей, когда я возвращалась с прогулки или похода по магазинам, было: «Никто не заходил, не звонил?» Возможно, папа думал, что я жду новой весточки от Мэтта, и я не торопилась разрушать это предположение. На самом деле меня беспокоил не мой бывший жених, а Джимми. Я думала – а точнее, надеялась, – что он будет у нас более частым гостем. В реальности же я не видела и не слышала его с самого возвращения из Лондона.
Конечно, могли навалиться дела на работе, но серьезно – неужели так трудно взять трубку и позвонить? Или он жалеет, что и так потратил на меня слишком много времени? А может, я опять все неправильно истолковала, приняв дружеское участие за нечто совершенно иное?
Чтобы чем-то заполнить время, я каждый день старалась придумать себе занятие – когда устаешь физически, то времени задумываться просто не остается. Сделала перестановку в спальне. Дважды. Отдраила весь дом до невиданного блеска. Попробовала даже печь – сомнительная задача, если учесть, что до этого я почти не заглядывала в духовку. Вытаскивая противень за противнем с выпечкой разной степени съедобности, я видела немой, но вполне закономерный вопрос в глазах отца. Действительно, чего ради готовить как на полк, когда в рождественский вечер мы останемся вдвоем?
В кровать я падала совершенно измотанная, надеясь избавиться и от мыслей о Джимми, и от вновь вернувшихся странных снов и ночных галлюцинаций. Тщетно.
* * *
В один из предрождественских вечеров папа, появившись на пороге, втащил в гостиную невероятных размеров елку. Я, сидя у камина, подняла взгляд от кошки, с которой у нас дела потихоньку шли на лад. По крайней мере теперь она секунд пять сносила мои поглаживания.
– Мы ведь вроде не хотели наряжать в этом году?
– Знаю, – пропыхтел папа, волоча по ковру гигантское дерево, больше похожее на секвойю-недоростка. – И все же дом украсить не мешает. Устроить праздник, так сказать.
Я поспешно бросилась освобождать место в углу. Дерево оказалось таким высоким, что верхние ветки нависали под самым потолком.
– Побольше не мог найти? – съязвила я.
– В торговом центре она выглядела куда ниже.
– Оставь своего бедного отца в покое. Видела бы ты, как он тащил ее в гору.
Я обернулась так быстро, что хрустнуло в шее. Занятая елкой, я не заметила, что следом за отцом в комнату вошел Джимми.
– Спасибо, что подбросил, сынок, – откликнулся папа. – Я как чувствовал, что надо было ехать на машине.
– Не за что, – отмахнулся Джимми, но смотрел он при этом только на меня. Повисла долгая, почти граничащая с неловкостью пауза.
– Может быть, чаю? – предложил папа, уже на полпути к кухне.
Дождавшись, пока он уйдет, я проговорила:
– Смотри-ка, кто пришел. Я уж думала, мы тебя больше не увидим.
У него по крайней мере хватило совести смутиться.
– Прости, что не отзывался. Я получал твои эсэмэски, хотел перезвонить, но… – Он замолчал.
– Понимаю, на работе был занят.
– Нет, не в том дело. Я просто…
Это начинало мне надоедать. Он вообще собирается закончить хоть одну фразу?
– Отличная елка, – сказал Джимми, с преувеличенным вниманием рассматривая дерево.
Не знай я его хорошо, решила бы, что он нервничает. Но из-за чего – я не могла понять. Пока папа передавал чай, у меня была возможность как следует незаметно разглядеть Джимми. Похоже, не я одна плохо спала в последнее время, если судить по темным кругам у него под глазами.
– Так что, у вас есть, чем украшать? – кивнув на елку, спросил Джимми, когда его чашка опустела.
– Хочешь нам помочь?
– Нам? – переспросил папа. – Ну нет. Я свое дело сделал, остальное на вашей совести.
– Тогда я принесу коробку. Она на чердаке?
Я думала, что кто-нибудь из двоих или оба сразу вскочат с места и предложат свою помощь. Однако когда папа действительно начал подниматься, Джимми метнул на него предупреждающий взгляд.
– Ты же сама справишься? – утвердительно спросил он.
– Конечно, – ответила я, поняв неприкрытый намек, и вышла из комнаты.
Опуская чердачную лестницу и устанавливая распорку, я даже не заметила, что недовольно бормочу себе под нос, и опомнилась, лишь увидев горящие зеленые глаза Кицци, с любопытством наблюдавшей за мной с перил.
– Ты такая же, как они, – сказала я.
Кошка с высокомерным негодованием спрыгнула со своей обзорной точки и метнулась прочь.
Ясно, Джимми хотел избавиться от меня, чтобы поговорить с папой тет-а-тет. Наверняка сейчас пересказывает ему мою – возможно, немного сумасбродную – теорию, убеждая, что со мной далеко не все в порядке. Просто класс. Только отец перестал опекать меня как больную, поверив, что «амнезия» скоро пройдет, – на тебе, теперь опять начнет надо мной трястись! Такое предательство со стороны Джимми здорово меня разозлило. Конечно, я не просила его хранить молчание, но, казалось бы, после стольких лет дружбы мог бы и сам догадаться.
