* * *
В притворе церкви мы остановились. Приглушенный шум за деревянными дверьми стих, все внутри ждали нашего появления. Сара заняла место за моей спиной; папа взял меня под руку и, нагнувшись, поцеловал в щеку. Запах его лосьона и благоухание роз в моем букете слились в один пьянящий аромат.
– Я так горжусь тобой, доченька.
– Я очень люблю тебя, папа, – проговорила я в ответ, опуская на лицо прозрачную вуаль.
Внутри торжественно зазвучал орган, двери распахнулись, и мы двинулись по проходу. Я знала, что все взоры направлены на меня, но сама видела перед собой только одного человека. Словно принц из сказки, он ждал меня там, у алтаря, как ждал до этого годы и годы. Глаза Джимми, обращенные ко мне, сияли такой любовью, что у меня перехватило дыхание. Если бы я могла, я полетела бы к нему на крыльях; сила моих чувств, казалось, отрывала меня от земли и несла навстречу ему, прочь от собравшихся родных и друзей. Конечно, мне было приятно, что они пришли разделить с нами этот особенный день, но сейчас, когда я остановилась рядом с человеком, с которым собиралась провести всю оставшуюся жизнь, в мире для меня существовали только те, до кого я буквально могла дотянуться рукой.
* * *
Вошел доктор Уиттекер с двумя другими, незнакомыми врачами. За их спинами в палату проскользнула медсестра.
– Здравствуйте, мистер Уилтшир.
Тот не смог даже ответить, только смотрел на врача покрасневшими, полными боли глазами. Приблизившись, доктор успокаивающе положил руку на его плечо. Снаружи донеслась сирена «скорой», но на этот привычный здесь звук никто не обратил внимания.
– Вы ведь знаете, для чего мы здесь, мистер Уилтшир? Тони?
Во взгляде мужчины читалось отчаяние.
– Но вдруг вы ошибаетесь?! Неужели нет никаких признаков? Совсем ничего?
Доктор грустно покачал головой. Обернувшись к одному из коллег, он спросил вполголоса:
– Бумаги готовы?
Тот коротко кивнул.
– Просто мне кажется, что она слышит некоторые звуки, – возбужденно проговорил мистер Уилтшир. – А иногда я уверен – она чувствует мое присутствие. Думаю, запах моего лосьона…
Уиттекер часто слышал подобное от обезумевших родных, отчаянно цеплявшихся за призрачную надежду.
– Она дарила мне флакон каждое Рождество с тех пор, как ей исполнилось тринадцать. – Мистер Уилтшир повернулся к медсестре; от его слов даже ее профессиональное самообладание дало трещину. – Это стало у нас такой шутливой традицией…
Его голос оборвался.
* * *
Церемонию я не запомнила, хотя наверняка все прошло безупречно. До меня смутно долетали торжественные звуки церковных гимнов, и, надо думать, я смогла произнести положенное «да» в нужное время, но все это было как в тумане, как в прекрасном сне. По-настоящему в памяти отложился лишь взгляд Джимми, когда тот, надев узкое золотое колечко мне на палец, осторожно поднял вуаль с моего лица. Под негромкие радостные возгласы сзади, со скамей, его губы слились с моими в нежном поцелуе.
* * *
– Вы уже попрощались? – мягко спросил доктор.
Мужчина кивнул, не в силах вымолвить ни слова.
– С вами есть здесь кто-то еще? – озабоченно поинтересовался врач, тревожась не за свою пациентку, которой не мог помочь, а за ее отца.
– Никого, – с трудом выговорил наконец тот. – Только мы двое. Кроме нее, у меня на свете никого нет.
Сестра, стоявшая сзади, беззвучно заплакала. Доктор Уиттекер шагнул к аппарату искусственного дыхания, который два месяца, с того самого дня, как Рейчел привезли сюда, поддерживал в ней жизнь.
– До скорой встречи, девочка моя, – прошептал отец ей на ухо, когда щелкнул тумблер.
– Еще секунду, – негромко сказал доктор.
Отец крепко сжал руку дочери. Пусть знает – он рядом.
* * *
Повернувшись, мы зашагали по проходу обратно к дверям – наконец-то вместе, вместе навсегда. Когда мы проходили мимо сидевшего на скамье отца, тот поймал мою ладонь и крепко сжал. Я улыбнулась ему и не сразу отпустила его руку. Потом я двинулась дальше, и кончики наших пальцев расцепились.
* * *
– Она оставила нас, – тихо произнес доктор, наклонясь к безутешному отцу.
Словно в подтверждение его слов прерывистый сигнал аппарата жизнеобеспечения сменился одной долгой жалобной нотой.
* * *
Орган, выдав долгую протяжную ноту, заиграл одну из самых моих любимых романтических мелодий. Привратники распахнули перед нами двери. Неожиданно яркое для февраля солнце хлынуло снаружи, ослепив нас после царившего внутри полумрака. Обменявшись выразительными взглядами, мы с Джимми взялись за руки и шагнули прямо в свет.
