– Не могу поверить, что ты сделал это.
– Сделал что?
– Закончил школу и поступил в колледж. Получил диплом и действительно стал адвокатом.
Просеиваю его слова в поисках скрытого смысла, насмешки или злобы, но ничего не обнаруживаю. Нэш выглядит просто… удивленным.
– Не то чтобы мне все это нравилось. Это всегда было твоей стезей, не моей. Но я должен был делать это, чтобы помочь отцу. По крайней мере, я так думал.
Приходится напрягаться, чтобы в голосе не звучала горечь. Мне все еще больно от осознания того, что от меня столь многое утаили, от воспоминаний о том, чем я пожертвовал, потому что считал, будто отцу нужна моя помощь.
– Думаю, у нас обоих жизнь сложилась не так, как мы ожидали.
– Не согласен. Надеюсь, в каком-то смысле мы оба выиграли от того, что сделали, и от того, как сложились обстоятельства. Возможно, так было лучше для нас обоих. Мне нужно было взять немного от тебя.
Нэш пожимает плечами:
– Может быть, мне тоже нужно было кое-что от тебя. Только не так много.
Его улыбка кажется искренней, и мне легко на нее ответить, легче, чем я думал, учитывая, как возобновились наши отношения.
Может быть, еще не все потеряно.
Я замечаю несколько вещей Нэша на своей кровати.
– Даю тебе минуту на сборы. А мне нужно забрать кое-что из машины.
Это ложь. На самом деле мне нужно вынуть книги из сейфа, и я не хочу, чтобы Нэш видел, где я храню самые важные вещи. Я все еще не доверяю брату полностью, поэтому считаю эту маленькую уловку разумной и необходимой.
Нэш кивает, и я возвращаюсь в гараж, прикрывая за собой дверь.
Прохожу мимо вешалок и штекерных панелей на противоположной от машины стене. На второй панели есть маленький рычажок и скрытые петли. Панель открывается бесшумно, за ней – вмонтированный в стену сейф. Набираю код. Щелчок оповещает меня, что операция прошла успешно.
Кроме гроссбухов, в сейфе лежит папка с документами по клубу и тонкая пачка стодолларовых купюр. Не люблю, когда под рукой нет наличных.
Достаю книги, закрываю дверцу и возвращаю на место панель, которая прекрасно скрывает то, что под ней. Забираю пиджак с заднего сиденья БМВ и направляюсь обратно в квартиру. Когда вхожу, Нэш надевает темные очки.
– Серьезно? Ночью?
– За все эти годы из-за солнца, отражающегося от поверхности воды, мои глаза стали очень чувствительными. Свет фар беспокоит меня и ночью. Кроме того, так я выгляжу отморозком.
Кривая усмешка Нэша напоминает мне счастливчика из детства, мальчика, которого ждет удача.
– Все, что тебе нужно, это кожаные штаны и австрийский акцент, и ты сможешь напугать до смерти некоторых детишек, как Терминатор.
– В таком случае я позаимствую твой байк на Хеллоуин.
Улыбаюсь, но ничего не говорю. В словах Нэша – намек, что он намерен тут задержаться, а я пока не уверен, как относиться к такой перспективе.
– Сначала переживем одну ночь ужасов, приятель, – отвечаю беззаботно. – Справимся с тем, что есть. Ты сможешь вернуться к восьми?
– Ага.
– А сможешь заехать на обратном пути в канцелярский магазин и купить несколько вот таких штук?
Я показываю Нэшу гроссбухи. Он хмурится, протягивает руку и берет один. Пролистнув страницы, тихо произносит:
– Так вот из-за чего у нас столько проблем?
– Нет. Проблемы у нас – из-за поступков отца, – отвечаю я ровным голосом.
Нэш поднимает на меня глаза. Взгляд тяжелый, многозначительный, но брат ничего не говорит и отдает мне книгу.
– Я принесу, что надо.
– Тогда до скорого.
На этом мы расстаемся. Нэш уходит из моей квартиры.
19
Оливия
До приезда к матери осталось всего минут двадцать. Я совершаю мозговой штурм – выдумываю объяснение, с чего это вдруг я появилась на пороге ее дома посреди ночи. С каким-то странным типом под ручку.
Я уже так давно не звонила матери, что правильно набрала номер только с третьей попытки. Он записан в моем телефоне, но телефон-то – в квартире у Кэша. А пользуюсь я одним из тех дешевых, которые, по совету Кэша, должна выкидывать в мусорный бак каждые день или два.
На другом конце провода раздается сонный голос моего отчима Лайла. Издаю вздох облегчения. Других вариаций для набора мне не придумать, так что если бы и этот оказался неправильным, я бы уже не знала, что и делать.
– Лайл, это Оливия. Прости, что звоню так поздно. Можно поговорить с мамой?
Слышу раздраженный вздох и какие-то приглушенные звуки – это Лайл прикрывает трубку ладонью. Через несколько секунд раздается голос матери:
– Оливия, юная леди, тебе разве неизвестно, который час?
Оставим на совести моей мамы, что ее больше волнует соблюдение правил приличия, чем нежданный звонок дочери в несусветную рань.
– Мам, у меня дома утечка газа. Можно я останусь на ночь у вас?
Слышу несколько разных звуков, ни один из которых не предвещает ничего хорошего, после чего она отвечает:
– Почему ты не можешь переночевать у отца? Разве у тебя нет ключа?
– Папа сломал ногу. Ему трудно передвигаться. Если бы я ему позвонила ночью, он мог бы упасть и еще что-нибудь себе повредить. Если бы просто приехала – то же самое.
Все, что я ей говорю, – правда, за исключением утечки газа.
– И со мной кое-кто едет. Это… мой друг. Надеюсь, ты не против.
Забавно, я не смогла заставить себя соврать, что Гевин для меня больше чем друг. Похоже, даже мой язык привязан к Кэшу, а это до ужаса странно. Но, зная маму, нетрудно предположить: она-то уж точно чего-нибудь себе напридумывает. Она увидит, услышит и почувствует то, что захочет, и сделает выводы на основании того, что скопилось у нее в голове. С ней всегда так.
– Если ты думаешь, что будешь спать с этим «другом» в одной комнате, Оливия, подумай еще раз.
Почти вижу, как ее губы поджимаются в ниточку и в уголках рта залегают характерные складки, мол, она-то уж всегда на высоте.
– Я даже не собиралась об этом заикаться, мама. Нам просто нужно убежище. До завтра. – (Гевин пихает меня локтем и смотрит многозначительным взглядом.) – Ну, на пару дней, самое большее.
– На пару дней?!
О да, вот теперь она действительно в гневе. Доставлять неудобства моей матушке – это страшное преступление, такого не моги никто и никогда.
– Мы не помешаем твоим планам. Ты вообще не заметишь, что мы в доме.
– В этом я сомневаюсь, – ворчит она. – Хорошо. Когда вы будете?