Пока я занимаюсь всем этим, половина меня думает, что фокус с водкой был неплох, а другая смотрит на происходящее с укоризной. Я жду, пока укоряющая половина отвернется, и запихиваю оставшиеся бутылочки в карман пиджака, чтобы взять на работу.
Когда я приближаюсь к магазинчику, то вижу, что там кипит бурная деятельность. Я подхожу еще ближе и замечаю припаркованный фургон, на котором написано: «Компания „Хэкни“. Стекло для окон и витрин 24 часа в сутки, вызов — бесплатно». Рабочие копошатся у одного из окон. С витрины убрали выставленные фрукты, и двое людей в перчатках вытаскивают из рамы куски разбитого стекла. Еще больше осколков валяется на тротуаре, и кто-то из продавцов магазина собирает их веником, жестами показывая прохожим, чтобы те обходили это место.
Мне приходит в голову, что логотип «Компания „Хэкни“. Мы любим звон разбитого стекла» смотрелся бы лучше. Хотя нет — очевиден намек на то, что они радуются неприятностям своих клиентов.
А как насчет логотипа «Компания „Хэкни“ — стеклянные мечты»? Или «Стеклянный перезвон»? А может, «За стеклом»?
Развлекаюсь придумыванием рекламных лозунгов со словом «стекло» до тех пор, пока не вхожу в магазин, где персонал, несмотря на некоторые неудобства, мужественно продолжает работать. Там я выбираю бутылку витаминизированного фруктового напитка и «фанту».
Когда я подхожу к кассе, чтобы оплатить покупку, мне хочется спросить, что произошло с окном, но вчера вечером я дал себе слово, что после эпизода с тремя пенсами навсегда прекращу попытки завязать дружеские отношения с работниками этой лавчонки. К тому же кассирша берет у меня деньги и одновременно что-то кричит через разбитое окно человеку, который подметает осколки, так что минуту нельзя назвать подходящей. Выхожу из магазина, как и прежде, в полном неведении и продолжаю весело придумывать логотипы для компании «Хэкни», все еще испытывая благотворное влияние водки.
На улице выпиваю витаминизированный напиток, рыгаю, издавая смешанный запах алкоголя, чесночных капсул и полезного фруктового питья, бросаю пустую тару в урну и приступаю к «фанте». Я делаю всего два больших глотка перед тем, как — вначале убедившись, что на меня никто не смотрит) вылить в нее две бутылочки водки, затем взбалтываю получившийся коктейль и отпиваю в третий раз. Напиток явно горчит. Не знаю, какую водку я в него добавил, но, похоже, перцовую.
Закручиваю крышечку бутылки и иду к метро с «фантой» в руке: бизнесмен, которому по дороге на работу захотелось пить.
Все это происходит до того, как события вчерашней ночи внезапно и совсем не радостно всплывают в памяти.
На самом деле вряд ли это полноценное воспоминание, скорее нечто, похожее на сумму слагаемых, которая появляется в моем разбуженном алкоголем мозге. Мистер Уотс с его лекцией и отчетливое ощущение несправедливости, плюс два пореза на руке, добавляем разбитое окно магазина… Итого?
Неожиданно мне уже не так хорошо, и приходится сделать очередной глоток «фанты». Рука дрожит так, что я с трудом удерживаю бутылку у рта.
В поезде я ненароком обнаруживаю у себя в кармане эластичную ленту. Скатываю ее в рулон, словно маленький пожарный шланг, сжимаю изо всех сил, а потом отпускаю и чувствую, как рулончик медленно разворачивается. Едва он снова становится обычной лентой, я проделываю все еще раз.
Говорят, что у комиков случаются вспышки неуверенности в себе и депрессии, потому что они не знают, где прячется источник их таланта. Юмористы открывают рот и шутят, не имея ни малейшего понятия, как и почему. Их гложет неуверенность в том, сохранится ли этот невидимый источник вдохновения. Откуда берутся остроты? Когда они закончатся?
Ловлю себя на похожей мысли. Откуда все берется? Вот только юмористы боятся, что источник смешных выходок оскудеет, я же опасаюсь, что он забьет фонтаном.
— Крис, по-моему, вам необходимо несколько дней отдохнуть, — произносит Джефф Кларк.
Моя первая мысль — вот дерьмо, попался. Совсем как в школе, когда сидишь и вырезаешь свое имя на парте, вдруг голос учителя умолкает, и ты думаешь: «Черт, попался». Поднимаешь голову и видишь, что преподаватель вообще-то и не смотрит в твою сторону, а уткнулся в учебник.
Итак, моя первая мысль: Джефф каким-то образом догадался, что я пьян. Точнее, не совсем пьян — по моим меркам, — но и не вполне трезв.
Если он догадался, то снимаю перед ним шляпу. Мне удалось войти так, будто я совершенно трезв, разве что чуть споткнулся. Правда, я сделал вид, что к моему ботинку прилипла соринка, и я хочу ее снять. Так что мысль о том, что Джефф обо всем догадался, кажется несколько неожиданной. Тем более сейчас всего без четверти десять утра, никому и в голову не придет, что я успел набраться. А любое странное поведение можно списать на плохой сон ночью или на то, что поездка в метро была чересчур утомительной.
Я запнулся, когда шел через самый опасный участок пути — т лифта к своему столу, — предельно сосредоточенно, изо всех сил стараясь идти прямо.
Когда я добрался до места, парни подняли глаза, затем снова опустили, притворяясь, что поглощены работой, ведь появился начальник. Затем я обратил внимание, что Люк Рэдли без галстука, и решил не ждать, а высказать ему все сразу:
— Эй, австралиец! Что это ты… где твой галстук?
Нагло ухмыляясь, он ответил, что не надел галстук потому, что не знал об этом правиле.
— Мы все носим галстуки, — отчеканил я.
На это Люк заметил, что в других редакциях галстуков не носят.
— Мне плевать, что делают в других редакциях. Здесь, в журнале «Дерзость», мы обязаны носить галстук. А вдруг тебе придется… вдруг тебе нужно будет встретиться с клиентом?
Тут Рэдли, усмехаясь еще самодовольнее, парировал, что на сегодня у него не запланированы встречи с клиентами, а ели бы он собирался с кем-то встретиться, то непременно повязал бы галстук.
— Послушай, мне безразлично, что ты там делал в своем долбаном… Мельбурне, — произнес я, желая стереть с его лица самодовольную ухмылку, сделать его серьезнее. — Просто надевай чертов галстук, понятно? Таковы правила.
Он, продолжая нагло щериться, спросил, почему же тогда я сам без галстука.
Я схватился рукой за горло, только чтобы убедиться, что Рэдли прав. Но тут же вспомнил, что запихнул галстук в карман костюма, чтобы нацепить в метро. Словно фокусник, я вытащил его из кармана и со словами «У меня-то он есть, так что, будь добр, завтра обязательно приходи в галстуке» демонстративно повязал. Все же после нашей стычки у меня осталось чувство поражения.
Через некоторое время позвонил Джефф и попросил зайти к нему в кабинет, где я сейчас и сижу, думая о том, что у шефа так жарко, а ему хоть бы хны.
С трудом превозмогаю ощущение того, что меня застукали, хотя, судя по речи Джеффа, ему невдомек, что я поддатый. Шеф просто считает, что мне необходим небольшой отпуск.
— Вам, наверное, требуется чуть больше времени, чтобы прийти в себя после смерти отца, — говорит он. — Нельзя, чтобы это как-то отразилось на работе. Недели будет достаточно, да? Просто… э-э… отдохните немного, соберитесь и возвращайтесь, когда почувствуете себя лучше.
