Не заходя домой, я позвонила Алине в салон. Нажаловалась ей на свою горькую участь. Алина сначала смеялась часа полтора, потом говорит:
– Приезжай давай, хурма!
Ну я и поехала. Провела в обществе говорливой Оксанкиной сестрицы пару часов и вышла от нее возрожденной из пепла. В белую масть. С голубой кровью в жилах. Алина так расстаралась, что, проходя теперь мимо витрин, я ощущала себя по меньшей мере Клавдией Шифер. И если мужчины оборачивались мне вслед, я точно знала, что клюют они исключительно на цвет моих волос. На магическое слово «блондинка».
Ну и что? Разве это так уж важно? Нет, я была определенно довольна.
А Дорохову впредь ни за что не послушаю. Только сбила меня со своим аквариумом!
Однако уже вечером, звоня в Оксанкину дверь, я почему-то сильно нервничала. Хотя, понятно почему. Сейчас эта ценительница прекрасного скажет все, что она думает о моей новой прическе. Оставалось утешаться тем, что Славик, который держал меня за руку, то и дело задирал головку, окидывая мою шевелюру восторженным взглядом.
Дверь открылась – и Оксанка, прижимающая к уху телефонную трубку плечом, небрежно спросила:
– Вы к кому?
А потом, уже обронив телефон, закричала:
– Балагура! Ты что с собой сделала?
– А мне нравится, – выдала я заранее заготовленный ответ.
– И мне! – пришел на выручку Славик.
– Сразу скажи, кАлинке ездила?
– Да, – слегка удивилась я. – Откуда знаешь?
– Ну а чего тут знать, если ты, как космонавт в открытом космосе?
– Почему как космонавт?
– В шлеме потому что!.. Ладно, проходите давайте! – Оксанка поцеловала Славика, легко потрепав его по голове: – Молодчага! Будущий дипломат-международник, – потом наконец додумалась поднять трубку. – Алло, ты еще здесь? Ладно, Гарик, ко мне тут Валюха Терешкова зашла, я тебе потом перезвоню.
Мы действительно сели в комнате. Оксанка накрыла приземистый столик на четыре персоны. Угощение было довольно скромным, но от Дороховой я большего и не ожидала. Котлеты по-киевски, немного нарезки сырно-рыбно-мясной да в качестве гарнира помидорный салат.
Оксанка расспросила Славика, какие вопросы задавали ему на собеседовании. Мальчик, явно гордясь, что справился с возложенной на него задачей, рассказывал много и с удовольствием. Хотя обычно из него и слова клещами не вытянешь. Потом мы еще демонстрировали ему, как в былые времена пионеры отдавали салют, свидетельствуя свое почтение красному знамени. С какой гордостью маршировали они строем под барабанную дробь. Славик даже засомневался. Потому что у них в школе старшеклассники на торжественных линейках обычно делают иначе. Он попытался изобразить, но я его вовремя осекла, строго-настрого запретив харкать на Оксанкин палас.
Наконец в дверь позвонили. Я уже прямо вся заждалась – и ругала себя, и корила. Ведь я люблю Всеволода, а почему-то жду Толика. Но я ничего не могла с этим поделать.
– Добрый вечер, – поздоровался мой каланча-целовальщик.
– Добрый вечер.
– Толь, проходи, садись, – подпихнула Оксанка брата, который слегка остолбенел при виде моего аквариумного начеса.
– Полина, ты ли это? – усевшись напротив меня, изрек Толик.
– Не обращай внимания, – влезла гадкая Дорохова, – она все время так выглядит в критические дни.
Толик уважительно повел подбородком.
– Обалдеть! – не сводя с меня восхищенных глаз, проговорил он. – Просто обалдеть, как ты выглядишь в критические дни.
– Толя, ну прекрати, пожалуйста! Ты меня засмущал совсем.
Он послушно перевел взгляд на Славика.
– Ну! Давай знакомиться? Ты кто таков будешь?
– Я – Вячеслав Васильевич Сологуб. Толик присвистнул:
– Вот так вот, да? Ну а я – Грязнов Анатолий Дмитриевич. Будем знакомы.
И они обменялись рукопожатиями.
– Толик, накладывай себе чего-нибудь!
– Нет, спасибо, Ксюш. Я только от своего приятеля. Он меня накормил до отвала. Я бы вот с удовольствием кофе и покурил.
– Ну, тогда идемте на кухню, – пригласила Оксанка. – Малыш, ты с нами или поставить тебе мультики?
– Мультики, – ответил Славик.
– Но ты тут не расслабляйся особо, Вячеслав Васильевич, – пригрозил ему Толик, – я сейчас вернусь. Будем изучать приемы карате. Хочешь?
– Хочу!
– Ну, тогда я скоро.
Мы переместились на кухню. Толик, обложившись блокнотом, ручкой и сигаретами, сразу же перешел к текущим вопросам:
– Так что, Полина, ты узнала что-нибудь по поводу местонахождения детского дома?
– Да, он находится в самом Воронеже, но точного адреса я не знаю.
– Ну ладно, ладно, – задумчиво покивал детектив. – Это уже легче. Пробьем по всем воронежским детдомам. Давайте, я запишу фамилию-имя-отчество и год рождения.
Я продиктовала, не будучи, правда, уверенной, что байстрюку присвоили отчество его истинного родителя. Добавила также, что ребенок был переведен в приют из Россошинского родильного дома. Толик заметил, что имеющейся информации может оказаться недостаточно для достижения положительного результата. Потом он, как и обещал, удалился к Славику.
– Ну что, Балагура, – с усмешкой сказала Оксанка. – Выходи замуж за моего братана! Видишь, какой он у меня толковый парень! Через день-другой, глядишь, доставит нам твоего потомка на блюде.
Не поняла. Я что, себя как-то не так веду? С чего это она заговорила о замужестве? Неужели я делаю что-то, что заставляет думать, будто он мне нравится?
– А он что, выражал готовность взять меня в жены? – осторожно спросила я.
– Нет, скорее, это ты выражаешь готовность взять его в мужья.
Я вся так и вспыхнула.
– Чем это, интересно, я ее выражаю?
– Полина! Ну мне ли тебя не знать! Признайся, у вас с ним было что-нибудь?
– Ой, ну что ты городишь, зайчонок! Ты же знаешь, у меня отношения с Всеволодом. Другие мужчины мне неинтересны!
Нет, все-таки у меня очень подвижный ум. Вон как я быстренько заставила Дорохову прикусить язычок. Вместо того чтобы строить свои догадки, она пошла готовить в кофеварке напиток богов. Ложку кофе засыпала, еще по щепотке того-другого. Поставила на огонь – и у нее сразу же все полилось через край. Зашкварчало, задымилось.
– Блин горелый! Твою мать! – выругалась Оксанка.
Схватилась за турку незащищенной рукой. Обожглась. Кинула со злости в раковину, забрызгав коричневой жидкостью светлую плитку. И, пулей вылетев с кухни, заперлась в ванной.
«Да-а, нервишки шалят», – подумала я, сползая с высокого стула, чтобы навести чистоту.