— Как ты думаешь, есть там какие-нибудь еще цивилизации?
— Нет, только мы, только мы одни!
«Пётрусь, там бяка!» — послышался из коридора голос женщины, вылавливавшей в нашем космосе — хоть никто его сюда не звал — своего ребенка.
— Во всем космосе и только мы одни?
— Только мы, только мы!
Тут наступило продолжительное космическое чмоканье и причмокивание, как будто одна черная дыра смачно поглощала другую.
— Тебя как зовут?
И услышала я будто в каком-то тумане:
— Змея, — после чего провалилась во что-то мягкое и пахнущее огнем, отравой, комета в Землю долбанула и зарылась в ней.
Когда мы выходили, в домике уже никого не было, и Змейка из холодильника продукты других отдыхающих подъедал, кофе для меня заварил, банку пива открыл, сигареты курил. Там, под Щецином, в детском доме сейчас линейка, там столовка, а мы тут (со Змеей) планируем будущие налеты. Есть любовь, есть жратва, есть внеземные цивилизации — есть всё, чего вчера не хватало, и золото блестит под солнцем. Мы молоды, а один из нас даже очень, мы бандиты и бандитки, мы золотые слиточки и женщины-змеи, и нам так хорошо… Мчимся по променаду на гокарте, я веду, он крутит педали, мы целуемся и мчимся. Сталкиваемся с другими гокартами. Разогналась золотая фура солнца, везущая контейнеры со светом с востока на запад по небесной автостраде.
А до любви остался шаг, один-единственный, не больше!
[70]
Метаморфоза зверушек
Куда идем? Да на базу. А где эта база? Да в лучшем отеле «Дом Рыбака». Ну, ребята, видать, вы с выручкой! А что, мы такие! Входим через парадный вход, кафешка, соцреалистическая мозаика на стене изображает рыбацкую сеть. И вот room number такой-то и такой-то, всё супер. Я просто обалдела, как вошла в номер! Потому что вместо трех симпатичных зверушек, в клубах табачного дыма… Мне показалось, что трех зверушек убили, подстрелили, а их обессиленные трупики свисали, переброшенные через кровать, а в креслах сидели и курили три старых уголовника, очищенные от маскарадных звериных шкурок, в результате чего ставшие как бы помельче, пониже ростом: Лисенок, Тигренок и Мышонок, самый цвет криминальной малины, рецидивисты, фиолетовые точки наколоты в уголках глаз. Это они хорошо придумали, чтобы Утенка миру показывать, потому что, по правде, больше показывать было некого.
Я всплеснула руками:
— Ну, парни, который из вас Мышонок? Или лучше так: сама угадаю!
Начали мне представляться. Лапами своими татуированными, с грибком на ногтях, в томпаковых печатках, ручку мою, считай детскую, пожимали и за мое здоровье стопочки поднимали. Знали, что я вместо того, чтобы осуждать их бандитское ремесло, будучи беглянкой, на их стороне стою.
На головах у них были идиотские гостиничные чепчики, вроде как для того, чтобы волосы не замочить под душем. Но Мышонок в этом сморщенном чепце был похож скорее на волка, успевшего переодеться в бабушку и ждущего Красную Шапочку. Я инстинктивно назвала его «бабушка», все прыснули, и «бабушка» стало его новым погонялом. После чего Мышонок рассказал мне свою историю, грустную и мрачную, полную дождливых дней, в которые не хочется выходить даже из тюрьмы и идти на «малину», и снова воровать. Было в этой истории и убийство. Так что в расчете на одного ребенка (то есть на меня) многовато будет. Вот таким макаром я прибилась к банде бродяг в качестве женщины-змеи, прямо из Бухареста, Парижа и Нью-Йорка приехавшая сюда на гастроли, девушка Змеи, под псевдонимом не слишком оригинальным — «Молодая».
Ушли мы со Змеей по пляжу далеко на восток, туда, где поросший сосновым лесом береговой обрыв осыпался и ронял стволы в воду. Там мы купались в чудесном заливчике, целовались… ну и все такое прочее…
— А знаешь, здесь заповедник орлана-белохвоста? Ты была когда-нибудь в зоопарке?
— Хм…
— И зубры здесь есть. Заповедник. Ты когда-нибудь видела зубра? А та гора над нами называется Галочья гора.
— Ну.
— А если ты начнешь копать здесь, на пляже, то через пару минут докопаешься до воды, честно.
— Ну.
Я захохотала, просто на меня напал хохотун, как на того психа, что меня сюда привез. Парень хочет культурно девушку в зоопарк пригласить, мир показать, потому что она в детском доме ничего не видела, а она, видите ли, смеется. Вот так он на меня подействовал. Вот такие они, бандиты. Вроде как твердые, а в моем присутствии всегда мякнут и ведут себя, как ученики, и уши у них торчат и краснеют. Поэтому меня всегда к ним тянуло, так что если любить, то только бандита. Может, это какое-то сексуальное извращение, охотно поверю, какая-нибудь бандитофилия, во всяком случае, у меня это есть. Вот уже и Змея исповедуется мне, как он, будучи маленьким мальчиком (какой должно быть сладенький был!) с торчащими ушами, продался силам зла, отрывал крылышки у бабочек. Ждал, когда жук заползет в цветок мальвы, а потом защиплял цветок бельевой прищепкой, стряхивал жука в баночку и пшикал в него дезодорантом и т. д. Спичкой будил днем ночных бабочек и не давал им спать, кричал им над ухом: «Рота, подъем!», а ведь известно, что для ночной бабочки день это ночь.
— Эй, Змея…
— Что?
— А насчет той воды, ты пиздел, что можно докопаться? Ты хоть знаешь, сколько надо рыть, когда колодец копают?
И тогда мы начали копать. У самого берега. И сразу нашу дыру заполнила вода, хоть рядом лежал сухой белый песок.
— Видишь? Море не кончается берегом, оно идет под землю, оно уходит под нас, под дюны, оно везде. Море безбрежно.
— И под домами в Варшаве?
— А там оно самое грязное. В море на дне, под лесами, под городами, лежат утонувшие остовы кораблей еще той эпохи, которая была задолго до динозавров. Ржавеют там несметные сокровища, но они слишком глубоко, чтобы хоть кто-то мог до них докопаться… Только копать и копать… А как там твоя дырка?
— Тоже уже мокро.
— А как насчет зубров, ха-ха…
— Спрячь лучше своего зубра в заповедник, а то вон группа школьников на горизонте. Нет, погоди, дай я его еще немного поглажу.
— Тыне особо, а то этот зубр того и гляди плюнет в тебя.
— Да ладно, они пока еще на волнорезе. Плюй!
Постой
Сижу вся разбитая в забегаловке. Пограничный переход «Будзиска», паркинг в населенном пункте Рудка. На плазменном телевизоре неестественных размеров клипы с канала «Viva». Девушки из обслуги, выдержанные в стиле «лопни, но держи фасон», то и дело громко кричат:
— Суп — 24, рулька — 35! Рубец — 50! Поджарка — 15!
Тревожит тенденция, какие опасности грозят фигуре женщины, занятой в мужской профессии. Нет чтобы заказать: Чечевица! Проростки! Побеги — 180!
